Дело пошло на принцип – слишком памятно было ощущение собственной мочи, стекающей по ноге, и воспоминание о полной беспомощности висящего на дыбе человека. И холодные глаза бородатого боярина, что взирал на него, как на кучку куриного помета, которую можно растоптать подошвой сафьянного сапога.
«Без меня тут справятся братья, одна громкая фамилия о много говорит – Волынские!
Вон как Иван Петрович воодушевился – считает, что спустя века его род вернулся на землю отцов, пусть и в другом месте. И два его брата сдернули с Белгородчины – терять им нечего. Младший однодворец, у старшего два десятка крепостных – вместе со всеми людьми ушел, как тать, благо весна ранняя наступила и теплая.
А ведь как не крути, но теперь в глазах московских бояр они изменники и подлежат наказанию!»
Юрий прошелся мимо телег – люди низко кланялись ему в пояс и принимались дальше трудиться. Даже дети были заняты работой, и отнюдь не бестолковой, как в его покинутом мире – здесь даже крохи совсем иначе воспитывались, и безделью не предавались.
– В седла, гусары!
Юрию под узды подвели белую лошадь – чрезвычайно редкая масть, неизвестно где ее добыли в прошлом году донские казаки, среди которых имелись вояки цыганистого типа – а тот народец известные конокрады. Хотя к казакам это никак не относится – они никогда не крадут, а просто берут добычу на острую саблю.
Опустившись на колено, молодой гусар поддержал стремя – Галицкий легко вскочил в седло, вышколенная кобыла только прянула ушами. Спокойная на диво, неноровистая лошадь ему понравилась с первой минуты знакомства. И вот уже полгода они жили душа в душу, совершая поездки по обширному краю. Поначалу натер себе все что мог, но теперь обвыкся, и верховая езда стала нравиться.
Десяток панцирных гусар, его постоянный конвой во всех поездках, уже сидел на конях. Жаркие солнечные лучи отражались на серебристых доспехах. Блики скользили на изогнутых дугах с лебедиными и гусиными перьями, на блестящих касках со стрелками, защищавшими лицо от поперечного удара саблей. Кони серой и светло-серой масти, покрытые чепраками такого же цвета – в общем, люди в белой форме и серебристых панцирях на серых лошадях производили впечатление на всех, кто их видел хоть однажды.
Еще бы – волынские гусары, или «вольные», как их тут с восторгом все называли, от хмурого взрослого мужика, до смотрящего со стороны горящими глазами мальчишки.
Достались они по случаю, в последнем месяце прошлого года – пришли на отощавших лошадях, сопровождая большой обоз с беженцами. Как смогли дойти по промерзшей земле, при наступивших холодах, одним им известно. Два православных русских шляхтича привели полтора десятка своих «пахоликов», да без малого три сотни беглецов разоренной Подолии, по которой трижды прокатились волнами турецко-татарские полчища.
Оказалось, что до них осенью докатился слух, что на востоке войска запорожского есть «вольные земли», и где правит потомок королей Галиции и Волыни, что не только принимает православный люд, но всячески привечает несчастных. Народец, совершенно осатаневший от «Руины», разоренный и оставшийся без урожая, а потому обреченный на голодную смерть, от полной безнадеги тронулся в далекий путь, в поисках счастья, понимая, что скорее найдут в дороге смерть.
И каково же было их изумление, когда они не только дошли, но собственными глазами увидели Галицкую «Вольную» Русь!
И «доброго короля милостивца, защитника обиженных и угнетенных», о котором в правобережье уже начали слагать сказки и рассказывать их по вечерам детям!
Сам Галицкий от массового наплыва людей чуть ли не впал в полное отчаяние – за зиму на Донбасс пришло более трех тысяч переселенцев, с весной их поток изрядно увеличился – разорение и голод царили в прежде благодатных и хлеборобных краях.
В Поместном приказе дьяки и подьячие трудились круглосуточно, переписывая прибывающие толпы. И направляя по слободам для расселения – там хотя и построили дома в расчете на новых переселенцев, и запасли зерна, но никто не ожидал такого «пришествия». Старосты и старейшины взвыли, но сердцем никто не очерствел – принимали всех несчастных, делились куском хлеба в домах. Да и памятку князя все помнили хорошо – «вас приняли и кормили, теперь и вы обязаны так сделать!»
Впрочем, здесь присутствовал нехитрый крестьянский расчет – рады были не только новым рабочим рукам, благо земли вокруг непочатый край, но и защитникам. Ведь каждый мужчина должен был получить оружие и научится стрелять – без всеобщей воинской службы выжить населению на краю «Дикого Поля» невозможно. С первой травой все жители с напряжением в душе каждый день ожидали прихода ногайцев – а их набеги могли продолжаться чуть ли не круглогодично.