Только Рейнер и Алуетт были совершенно счастливы, пользуясь каждым свободным часом, чтобы побыть вместе. Они бродили по узким улочкам * Мессины, забирались в горы, радовались ранней весне. Когда Беренгария не требовала Алуетт ночью, они могли наслаждаться своей любовью в ее комнате. Для Алуетт это время было словно затишье перед бурей. Как только английская армия пересечет море, Рейнеру придется драться с неверными, а ей ждать его, потому что он посвятил себя служению Святому делу. Чтобы ничем не омрачать выпавшее им счастье, влюбленные решили не говорить о свадьбе. Алуетт не знала, когда Рейнер вновь потребует от нее ответа: будет это на корабле или уже в Палестине, или после окончательной победы над сарацинами, но в том, что это будет, она не сомневалась. Он хотел сделать ее своей женой. Иногда он рассказывал ей о своей семье, о замке из серого камня в Уинслейде, и она понимала, что он все еще мечтает привезти ее домой в качестве своей жены. Невероятно, чтобы он вернулся в Англию с любовницей. Ведь ему захочется законного наследника. Может, он согласится поселить ее где-нибудь неподалеку в маленьком домике? Чем больше он рассказывал ей о графе Симоне и графине Изабелле, о своем старшем брате Эймери и сестрах Роиз, Никола и Бланш, тем крепче она стояла на своем: он не должен брать в жены незаконнорожденную женщину с порченой кровью.
Она знала, что он беспокоится, как бы она не забеременела, но, когда он один раз попытался было воспользоваться старым как мир способом и уйти из нее до того, как наступит блаженный миг, она, сообразив, что он замышляет, вцепилась ногтями ему в спину и чуть не закричала:
— Нет, Рейнер, нет! Пожалуйста! Не сейчас! Любимый, потом…
И он, конечно же, не стал противиться. Помогла им Инноценция, застенчиво сообщившая Алуетт, что знает травы, которыми обыкновенно пользуются женщины у нее дома. Алуетт покорно глотала отвратительное на вкус пойло и чувствовала, как болит у нее сердце, потому что больше всего на свете ей хотелось родить ребенка от Рейнера. Но рожать незаконного младенца казалось ей нечестным по отношению к нему. Помня о своих мучениях, она дала себе клятву, что никогда не обречет на муки собственное дитя.
Глава 20
— Mes dames, вынужден сообщить вам, что мы потеряли из виду корабль короля и все остальные корабли, — сказал капитан «Русалки» Стивен Тернхэм, стараясь удержаться на ногах, пока огромный корабль швыряло, как щепку, волной. Он принес с собой запах дождя и моря, освеживший затхлый воздух в тесной каюте, где дамы мучились от морской болезни.
С губ Беренгарии сорвался стон, и Алуетт нежно обняла ее за плечи, хотя у нее самой сердце убежало в пятки от страха. Она не забыла, как тонула в Роне, и, хотя Зевс лежал у ее ног, время от времени недовольно лая, вряд ли ему удалось бы спасти ее посреди разбушевавшегося моря. Оставалось только молиться, как это делала Инноценция, и надеяться, что искусство моряков и вмешательство святых приведут их корабль в какую-нибудь безопасную бухту.
Иоанна спросила со свойственной Плантагенетам прямотой:
— Где мы находимся, капитан?
Если она и боялась, по ее голосу это было незаметно.
— В нескольких лье от южного берега Кипра, насколько я могу судить, миледи. Надеюсь, нам удастся пришвартоваться в Лимасоле.
— Дай Бог! И, дай Бог, чтобы милорд тоже спасся! — прошептала Беренгария, и по движению ее плеч Алуетт поняла, что она крестится. А еще три дня назад все так хорошо начиналось! флот крестоносцев, насчитывая двести кораблей, во главе с королем Ричардом днем и ночью шёл вперед, соблюдая строгий порядок. Надо же было так случиться, чтобы налетел шторм и оторвал «Русалку» от остальных.
У Алуетт были недобрые предчувствия, когда им сказали, что дамы будут плыть на «Русалке», но она ни словом не обмолвилась о них, боясь еще больше огорчить Беренгарию, страдавшую в разлуке с Ричардом. Логика ей была ясна. Точно также поступают с деньгами, если есть хотя бы два корабля. Зачем погибать всем? Ведь морских путешествий из-за их непредсказуемости опасаются не только трусы, но и смельчаки. Остается только молиться, чтобы и их корабли, и корабль Ричарда выдержали испытание морем.
На рассвете «Русалка» встала на якорь недалеко от Лимасоля. Когда Иоанна, Беренгария и Алуетт поднялись на палубу, светило солнце и они пришли в ужас от увиденного.
Их опередили два других английских корабля, которые незадолго до их прихода налетели на скалы. На песчаном берегу лежали груды разноцветной одежды, но Иоанна, взяв трубу у капитана, разглядела в них множество выброшенных штормом утопленников. Еще больше их плавало в бухте. Беренгария не могла удержаться от тяжелого вздоха. Несколько человек плавали вокруг мертвецов, и сначала дамы решили, будто они хотят помочь живым, если такие еще есть, но потом поняли, что это грабители, искатели драгоценностей и денег. Иоанна в ярости заскрипела зубами.
— Воры! Они еще заплатят за каждый пенни! — Глядите!
Беренгария махнула рукой в сторону тропинки, что вела от моря. Несколько человек под охраной шли в сторону города.
— Живые! Мы должны освободить их!
— Мне очень жаль, но нам придется дождаться подкрепления, ваша милость, — сказал капитан. — Нас мало, к тому же у нас нет ничего, кроме коротких мечей, а ими удобно драться на море, а не на берегу, да еще нескольких арбалетов.
— Тогда надо вернуться и найти Ричарда! — самоуверенно заявила Иоанна.
— Мне еще раз очень жаль, но это невозможно. У нас повреждена грот-мачта и не в порядке руль. На море мы будем беспомощны. А судя по тому, что мы видим, киприоты нам не помогут.
— Ну и что делать?.. — не унималась Иоанна, нетерпеливая, как все Плантагенеты.
— Скоро тут будет король Ричард, — спокойно сказала Алуетт, несказанно удивив обеих женщин. — Надо подождать.
Не прошло и пары часов, как из Лимасоля прямо к ним направился корабль.
— О, Пресвятая Богородица, защити нас! — заплакала Беренгария. — Они захватят нас!
— Сначала пусть убьют! — прорычал Стивен Тернхэм и приказал матросам готовиться к бою.
Дамы из укрытия на палубе смотрели, как четыре матроса взялись за арбалеты, а остальные, надев защитные жилеты из чертовой кожи и взяв в руки копья и абордажные сабли, построились возле борта.
Зевс тоже выпустил когти и, рыча, мерил шагами палубу.
Когда кипрский корабль приблизился, Беренгария разглядела возлежавшего на палубе толстого человека, возле которого стояли два смуглых юноши с опахалами. — Наверно, это Исаак Комнин, так называемый император, — сказала Иоанна. — Говорят, он заключил союз с самим Саладином. А остров заселен предателями-»грифонами», такими же, как в Сицилии.
— Deus juvat mea… — с истовостью принялась молиться Беренгария.
Когда чужой корабль оказался в пределах выстрела, все приготовились к бою и ждали только приказа, но кипрский капитан на плохом французском языке крикнул, что не желает причинять им вред. Он хочет только поговорить.
— Подпустите их поближе, но следите, чтобы они не могли уцепиться за нас, — приказал Стивен Тернхэм.
Алуетт почувствовала, как у Зевса поднялась шерсть на загривке. Толстый человек встал на ноги и подошел к борту.
— Королева Иоанна! Принцесса Беренгария! — крикнул он. — Я, Исаак Комнин, император Кипра, приветствую вас у моих берегов! Мне не терпится оказать вам королевские почести! Прикажите капитану следовать за нашим кораблем. Мы встретим вас на берегу и проводим во дворец.
— Мы можем ему доверять? — с беспокойством спросила Беренгария.
— Конечно же, нет! Мы станем такими же пленниками, как те, которых вы видели! — ответила ей Иоанна, фыркнув совсем не по-королевски. — Нет! — крикнула она Исааку Комнину. — Мы видели, как вы взяли в плен наших матросов! Освободите их, и тогда мы вам поверим!
— Очень сожалею, но это невозможно. Англичане повели себя враждебно по отношению к мирным жителям, которые хотели им помочь, — ответил ей Исаак, пожимая плечами. — Но я уверен, когда вы сойдете на берег, мы быстро уладим это недоразумение. Однако Иоанна держалась стойко, несмотря на нытье Беренгарии, боявшейся, и что на них нападут, и что они умрут от голода, если на них не нападут.