Глава 29
Он очнулся, ощутив уже знакомую боль в голове. Неужели он опять в Генуе, опять ограблен и брошен умирать? Осторожно приоткрыв один глаз, Рейнер увидел, что лежит не в своем шатре и не в своем доме в Акре.
Над ним алый полог шатра, а возле него низкий стол с золотой корзиной, наполненной гранатами и продолговатыми желтыми плодами, называемыми бананами. Гурия с закрытым лицом отирала пот с его лба, сидя рядом на корточках в полупрозрачных шаль — варах. Взгляд ее черных глаз искал одобрения человека, прятавшегося в тени.
— Хорошо, Фаих, можешь идти, — сказал тот. У Рейнера загудело в голове, когда он попытался разглядеть мужчину, но, несмотря на все его старания, видение двоилось и плыло и он ничего не мог с этим поделать.
Женщина скрылась, оставив Рейнера наедине с хозяином шатра, чей голос он уже когда-то слышал.
Рейнер не поверил себе, когда Саладин подошел к его ложу и уселся на подушку. Он попытался было приподняться, но Саладин остановил его.
— Нет, нет. Не надо. А то голова заболит еще сильнее.
Рейнер хотел ему сказать, что сильнее она уже не может болеть, но промолчал, глядя, как султан устраивается поближе к нему.
— Вижу, ты носишь кольцо, которое я тебе дал. Это хорошо. Оно спасло тебе жизнь, да будет тебе известно. Мои воины, когда началась резня, готовы были на что угодно.
Черные глаза Саладина не отрываясь смотрели в карие глаза Рейнера.
— Да. Резня. Две тысячи шестьсот человек. Жены и дети. Это продолжалось несколько часов, а потом христиане — вот уж Иисус радуется, наверное, — стали вспарывать мертвым животы, надеясь, видно, найти спрятанные там драгоценности. Итак, вороны пируют под стенами Акры, и вонь уже, наверное, достигла Рима, если не самого рая.
Рейнер откинулся на подушках, переполненный стыдом за своих единоверцев. Что он мог сказать в их оправдание? Значит, несмотря ни на что, ему придется умереть? Саладин будет по кусочку посылать его тело Ричарду. Ну что ж, надо смириться, как ни прискорбно, лишь бы Алуетт была в безопасности. Рейнер открыл было рот, чтобы вымолить ей жизнь, но Саладин властным жестом остановил его.
— Прежде я поступал по-рыцарски с христианскими пленниками, насколько это было возможно, за одних брал выкуп, других освобождал даже без выкупа. Я был любезен с Мелех-Риком. Теперь всему этому конец. И виноват твой король. Я буду так же великодушен, как и он.
Вот сейчас он скажет все до конца, и Рейнер узнает, как ему предназначено умереть.
Саладин печально улыбнулся, словно прочитал его мысли.
— Ты несправедлив ко мне, Рейнер де Уинслейд. Что бы я ни чувствовал сейчас к Мелех-Рику, свои обещания я привык выполнять. Ты надел мое кольцо, и оно сохранит тебе жизнь, и еще я видел, что тебе тоже не по душе пришлась резня. Знаю, в честном бою ты бы, не задумываясь, убил сарацина, но ведь это не был честный бой. — Он немного помолчал. — Отдыхай теперь. Утром тебя отвезут к леди Алуетт.
Рейнер внимательно посмотрел на сарацина, назвавшегося лекарем Омаром аль-Каримом.
— Ты говоришь, леди Алуетт де Шеневи в этой комнате? — тихо переспросил он, хотя сердце у него готово было разорваться от радости.
Всю дорогу до Тира он мечтал об этой минуте, и вот она наступила. Рейнер шагнул к двери, но лекарь властно, хотя и почтительно, преградил ему дорогу.
— Ты не должен вот так врываться туда. Леди Алуетт лечат, и она сейчас в гипнотическом сне, так что ты можешь нанести ей непоправимый вред.
Рейнер застыл на месте от его слов.
— Ты ее заколдовал? — вскричал он, хватаясь за меч. Если эти сарацины осмелились на черную магию, он перережет их всех до одного.
— Да нет, сэр рыцарь, мой учитель Эль-Каммас пробует вылечить ее с помощью греческого искусства гипноза. Когда она в трансе, ее мозг отпускает на свободу болезненные воспоминания, которые она якобы забыла.
Рейнер покачал головой, веря и не веря сказанному.
— Значит ли это, что у леди Алуетт болен мозг?
По дороге ему рассказали, как Алуетт попала к сарацинам, как был дан приказ найти французского рыцаря, хитростью выманившего ее из дому, как его заставили принести ее в то единственное место, где ей могли оказать помощь. Рейнер вспомнил старого мавра, которого Саладин прислал к Ричарду, когда он заболел леонарди, и немного успокоился, поняв, что его возлюбленная в надежных руках.
— Она была без сознания из-за удара, который французский рыцарь Фулк де Лангр нанес ей по голове, но нам удалось спасти ее от смерти благодаря известным моему народу тайнам медицины, — гордо сказал Аль-Карим. — А потом…
— Подожди. Значит, ее похитил Фулк де Лангр? — перебил его Рейнер, чтобы убедиться в том, что не ослышался. — Но ведь его не должно было быть тут! Ему же приказали возвратиться во Францию!
Лекарь пожал плечами:
— Он был тут не один месяц. Шпионил для Филиппа и для Саладина. Тебе, наверное, небезынтересно узнать, что за похищение этой женщины его забрали к старому Владыке гор.
— И что он с ним сделает? — спросил Рейнер. Он уже слышал о секте фанатиков-убийц, которые употребляли гашиш, чтобы не знать страха. Даже Саладин, как говорили, опасался их. — Они увели его в горы и убили, — сказал Аль — Карим. — Он был плохой человек.
Рейнер не возражал, хотя в душе ему было немножко жалко кузена, несмотря на его предательства.
— Ты сказал, что рана на голове Алуетт уже зажила, — напомнил Рейнер, возвращаясь к самому для себя главному. — Тогда что же?..
— У нее было сотрясение, — терпеливо объяснил сарацинский лекарь. — Однако мудрый Эль-Каммас, исцелив ее от него, решил исцелить ее и от слепоты. У нее здоровые глаза, сэр рыцарь, значит, причина ее слепоты в мозге.
У Рейнера застучало в висках.
— И он может исцелить ее слепоту этим… гипнозом?
Не об этом ли говорил лекарь в Салерно, когда настойчиво советовал ему обратиться к сарацинским лекарям?
Сарацин, словно защищаясь, воздел к небу тонкие смуглые руки.
— Мы ничего не обещаем, неверный. Все в руках Аллаха! Пойдем со мной. Там есть комната, из которой ты сможешь все видеть и слышать, если будешь вести себя тихо.
В комнате, куда они пришли, не было окон, и пару секунд Рейнер простоял, не двигаясь и привыкая к темноте, потом он различил два стула возле декоративной решетки, за которой была большая, залитая солнечным светом комната.
Не предупреди его Аль-Карим заранее, он бы не удержался от какого-нибудь возгласа. Как бы то ни было, когда он уселся на стул, тот заскрипел под его тяжестью.
По другую сторону решетки на застеленной белоснежными простынями кровати сидела Алуетт и, казалось, смотрела прямо на него. Ясно было, что она ничего не слышит, кроме голоса старого мавра, сидевшего рядом с ней.
Эль-Каммас только один раз взглянул на решетку и сделал знак указательным пальцем, что знает о присутствии своего ученика и Рейнера, а потом вернулся к своим монотонным заклинаниям.
— Он вводит ее в транс. Ты подоспел как раз вовремя. Мой учитель гипнотизирует ее каждый день и сказал, что еще немножко и он достигнет цели.
— Если только он вернет Алуетт зрение… — начал было Рейнер, но слезы не дали ему договорить.
Он видел, как она опустила веки и длинные тени легли ей на щеки.
— Шшшшш. Слушай. Она в гипнотическом сне.
— Алуетт, когда я позвоню в этот маленький колокольчик, мы закончим наш разговор и ты проснешься, помня только то, что я прикажу тебе помнить, — сказал Эль-Каммас.
Как всегда, когда они разговаривали, руки и ноги у нее становились легкими, словно ничего не весили, а веки тяжелыми, так что она никакими силами не могла поднять их. А на душе у нее воцарялся абсолютный покой.
— Алуетт, в прошлые наши встречи ты уже многое вспомнила. Ты рассказала мне о своей любви к музыке, которая проявилась в полную силу после того, как ты ослепла. Мы обсуждали твое горячее желание стать монахиней, хотя ты и не знаешь, как оно зародилось в тебе. Ты не скрыла от меня, что согласилась отправиться в крестовый поход, только чтобы доставить удовольствие своему брату-королю. Потом ты встретила английского рыцаря, которого полюбила и который убедил тебя, что лучше тебе стать его женой, чем принять постриг. Даже Рейнер со своего места видел, как раскраснелись у Алуетт щеки и на губах появилась прелестная улыбка.