Тучи остановились. Устав тащить своё тяжкое бремя, они сбрасывали его на землю. Непобедимая армия маленьких снежинок падала на землю, чтобы накрыть её белоснежным покрывалом. Можно лечь и укутаться в него, уснуть зимним сном, раствориться, пропасть до весны. А потом, подняться зелёной травинкой, не помнящей прошлого, не знающей настоящего и не чувствующей никакой ответственности. Той самой, которая неподъёмным грузом давит на его плечи и которую невозможно сбросить, как тучи сбрасывают своё содержимое.
— Старт, — приказал он, — Всем группам десанта — старт!
Никто не заставил дважды упрашивать себя. Десантные вертолёты мгновенно поднялись в воздух, словно до этого их удерживали невидимые канаты. Теперь путы обрубили и поджарые машины, напоминающие то ли гончих, то ли грифов, исчезли в облаках.
На посадочном поле осталась лишь одна машина. Аппарат, относительно небольших размеров, не имел ни антенн наблюдения, ни мощного вооружения. Однако, усиленная броня давала понять, что вертолёт переносит важный груз. Очень важный. На борту этой машины командующий перемещался от одной базы к другой, по мере того, как его войска теснили скорпов в глубины Сибири.
Сегодня вертолёт сделает свой последний боевой вылет и доставит его на обломки последнего оплота врага на Земле. Офицеры штаба отговаривали от безрассудного шага и никто не мог понять, насколько это важно: побывать на месте финальной схватки, увидеть своими глазами ещё дымящиеся руины и зачерпнуть землю, обожжённую взрывами. Узреть самый великий военный триумф человечества, за всю его тысячелетнюю историю.
— Десант над объектом, — доложил голос в ухе. За последнее время он слился с внутренним голосом, превратившись в его своеобразное дополнение, — Ждём прекращения бомбардировки, чтобы начать десантирование.
— Прекратить бомбардировку, — он словно не отдавал приказы, а комментировал происходящее; делал заметки для грядущих мемуаров, которые никогда писать не станет, — Десант высадить.
В ухе тонко и пронзительно засвистело. Пришлось уменьшить звук до минимума. Очевидно, передатчик координатора попал в зону действия ещё работающего ретранслятора скорпов. Но через пару минут свист прекратился и призрачный собеседник вернулся.
— Десант внутри, — сообщил он и даже в бестелесном голосе прозвучали нотки торжества, — Потери — минимальны.
Стоило задуматься над самим понятием: «Минимальные потери». За последние годы оно как-то размылось, позволяя включать в себя тысячи и десятки тысяч погибших. Скоро ли люди вновь научатся ценить каждую, отдельно взятую, жизнь соплеменников? Никто не знает.
Всё. Нетерпение, пожирающее его изнутри, не позволяло ждать ни секунды. Кивнув телохранителям, командующий двинулся сквозь пляску снежинок к своему вертолёту. Сердце провалилось в пятки — ощущение, изрядно позабытое им. Когда он так боялся последний раз? Во время золотой юности, когда торопился на своё первое свидание?
Пытаясь отвлечься, он принялся вспоминать лицо той девушки, но его фотографическая память в этот раз предала хозяина. Вместо конкретных черт лица — расплывчатый овал в обрамлении волнистых волос.
Усмехнувшись этой странной забывчивости, он запрыгнул внутрь машины и занял своё место. Кресло, окружённое терминалами и сенсорными панелями. Продолжая удивляться, командующий повернулся к одному из телохранителей и спросил того, рассматривая отражение в пластике шлема:
— Скажи, а ты помнишь лицо своей первой девушки?
— Девушки? Лицо? — глухо переспросил тот.
— Прости. Забудь, — он махнул рукой, в который раз отругав себя за дурацкие вопросы, не имеющие практического применения. Неизвестно, была ли у этого парня девушка вообще.
Вертолёт взревел и его на несколько мгновений вжало в кресло, отчего мышцы протестующе заныли. Очевидно, пилот стремился, как можно быстрее, достичь места последней битвы и командующий поддерживал лётчика всей душой.
В ухе монотонно бормотал координатор, сообщая о продвижении десанта, несущего ничтожные потери, терминалы демонстрировали раздавленное яйцо купола скорпов, а он всё напрягал память, пытаясь вырвать у времени лицо той самой девушки. Забытое воспоминание оставалось единственным якорем, удерживающим его от погружения в пучину военного безумия.
Личная жизнь… Так давно это было лишь абстракцией и он успел позабыть, что она способна излечить от истощающей военной лихорадки. Но не слишком ли поздно он вспомнил об этом лекарстве?