Венецианцы видели, как монгольские женщины дубят кожи. У некоторых племен для этого применялось снятое молоко и соль, у других — зола и соль. Иногда кожи размягчали перегнившей коровьей или овечьей печенью, смешанной с молоком, иногда овечьим молоком с солью или сметаной. Забавой и мужчин и женщин служили состязания в стрельбе из лука и скачки. Женщины нередко были искусными стрелками из лука и сопровождали мужчин в бою. Венецианцы смотрели, как делают кошму, взбивая палками овечью шерсть. После того как кошму сваляют, ее привязывают сзади к лошади и затем волочат по равной траве, с тем чтобы сгладить ее и окончательно отделать.
Едва ли не каждый день братьям встречались отряды монгольских воинов; у каждого из них висело за спиной два-три лука, три колчана со стрелами и боевой топорик. Шлемы у них были кожаные со стальным или железным шишаком, сбоку висел плетеный щит. Нередко они были вооружены длинными пиками с крюком, прикрепленным ниже острия, — этими крюками в бою они стаскивали противника с седла. Многие были одеты в кольчуги, изготовленные кузнецами на далеком Кавказе.
По ночам, у костра, венецианцы слушали музыку барабанов, скрипок и гитар, под эту музыку монголы плясали, хлопая в ладоши, предавались обжорству и пьянству. Бродячие певцы пели долгие песни о войнах, о любви, восхваляя коней и передавая древние легенды племен. При мерцающем свете костра чужестранцы содрогались, внимая страшным рассказам о грабежах и резне, о том, как ели людей и пили их кровь.
Пока путешественники двигались вперед, на восходящее солнце, перед ними вставала вся картина жизни монголов. Они видели таинственные радения шаманов и кудесников, им предсказывали судьбу на бараньих лопатках. Они присутствовали при освящении белой лошади, наблюдали, как из больною человека изгоняют злых духов. Они побывали на многих свадьбах, видели, как торгуются, уславливаясь о цене невесты и расходах на пиршество. Они узнали, что во множестве племен мужчина не может и думать жениться на какой-нибудь женщине, если эта женщина от него еще не забеременела. Обрученные подростки до свадьбы нередко жили по нескольку лет вместе, этому никто не придавал значения. Скоро венецианцы привыкли и к тому, что во время ночевок в лагере или селении им предлагали временных жен: это было вполне в обычае тех мест и практикуется среди кочевников поныне.
Один монгольский обряд неизменно весьма забавлял венецианцев — первое и единственное омовение новорожденного ребенка. Когда истекал седьмой день после появления младенца на свет, брали семейный чайник, полоскали его и той же водой, подсолив ее, обмывали ребенка. Еще через семь дней его вновь мыли соленой водой. В третий раз — опять через семь дней — ребенка купали в разбавленном молоке. И, наконец, через двадцать восемь дней после рождения ребенка, для предотвращения накожных болезней, мыли материнским молоком. «И этим четырехкратным омовением монгол довольствуется на всю остальную жизнь».
В своем странствовании братья Поло часто сталкивались с похоронами (хотя из опасения грабителей погребения обычно совершались в потайных местах) и видели, что покойнику клали в могилу для пользования на том свете пищу, молоко и коня.
Никколо и Маффео передвигались сравнительно легко. Разве они ехали не по государственному делу и не в сопровождении конвойных самого великого хана? И разве выданные им чудодейственные дощечки не обязывали всех подчиняться и, дрожа от страха, удовлетворять их требования? На дороге через определенные промежутки их ждали сменные лошади — по всей империи Чингис-ханом были устроены для ездивших по государственным делам почтовые станции.
Минуло уже шесть полных лет с того дня, как братья Поло уехали из великого города Константинополя. В оставленном ими мире произошло много важных событий, но они ничего не знали об этом Латинский император Византии был изгнан, трон своих предков вновь занял грек Михаил Палеолог. Его союзники генуэзцы опять воспрянули духом, и Венеция вступала в смертельную борьбу с этим своим торговым соперником в Леванте и Средиземноморье. Папа — француз Урбан IV умер и был торжественно похоронен в кафедральном соборе в Перудже, а на трон святого Петра вступил другой француз под именем Климента IV. Ему предстояло умереть еще до возвращения братьев Поло в Европу, и смерти этой суждено было оказать решающее влияние на дела наших путешественников.