Место для спанья ему выделили в маленькой горенке, на полатях с тремя остальными подмастерьями. Кроме них с Георгием в доме жили ещё две холопки - старуха с дочерью. Они заведовали припасами, кушаньем и питьём, содержали в чистоте дом и одежду, только в мастерскую им был вход заказан. Василий посоветовал с ними не ссориться, порядки в жилище не нарушать, к трапезе появляться в срок, выучить хоть бы важнейшие молитвы и помнить, кто отныне самый младший среди подмастерьев. Юрась не спорил - он встречал семнадцатую весну и действительно был самым младшим.
Глава 6
- Буки-аз - ба, веди-аз - ва, глагол-аз - га, добро-аз - да, - к концу урока Георгий был уже изрядно сердит.
- Буки-аз - ба, веди-аз - ва, глагол-аз... глагол... - Юрась запнулся, ему было мучительно стыдно. За две седмицы он выучил весь алфавит к вящей радости наставника, а вот дальше дело не шло. Сколько ни бился Георгий, Юрась не мог понять связи между причудливыми значками и словами человеческой речи. Добро оно и есть добро, почему и дурацкая, похожая на стог, загогулина и пять разных загогулин стоящие в ряд - «добро»? Со священными книгами было проще - Юрась слушал, раскрыв рот: как мальчик Христос сперва по недомыслию сбил голубицу камнем, а потом дохнул и оживил её; как пять мудрых девиц запасли масла в светильники, а пять глупых не запасли; как милосердный самарянин подобрал в пустыне израненного нищего - точь-в-точь, баба Яся. Словесной же премудрости отрок не разумел напрочь. Отчаявшись втолковать пониманием, Георгий заставил Юрася учить наизусть слоги - но и в этом пока что не преуспел.
- Пороть тебя надо отрок. У нас в Византии говаривают - ухо ученика на спине его, - сердито проворчал Георгий, - ладно, ступай. Охры сотвори, да смотри, чтобы без единого зернышка. И молитву не забывай читать, когда трёшь. «Отче наш» хоть запомнил?
- Отче-наш-иже-еси... - затараторил Юрась.
- Довольно. Как читать выучишься - дам тебе молитвы на труд благословенный, чтобы всякий раз подступая к краскам, помощи у господа и у святых просил.
По заведённому в доме обычаю, Юрась в пояс поклонился наставнику и вышел. Георгий рассказывал, что своему учителю он целовал руку, в прошлые же времена василевс и вовсе выставлял для поцелуя золотой сапожок, а послы смиренно ползли на коленях к трону, дабы облобызать реликвию. Ныне же нравы рушатся.
В мастерской было тихо, каждый из подмастерьев занимался своим уроком. Василий, закусив губу, выводил графьём образ кого-то мученика. Можно было работать с прорисью, через тонкую ткань копировать на доску образы, но изограф настаивал, чтобы все подмастерья учились рисовать «на глазок» тоже. Задумчивый как всегда Лев растирал курантом белила. Кош возился в углу с прорисной иконой. Немой не показывал особенных способностей в письме, но был старателен и дотошен. Георгий поручал ему золотить нимбы, подготавливать доски и другую подручную работу. Юрась вымыл руки, вытер их льняным рушником и присел к столу. Взял охряную ложку с полки, порошок пигмента - в горшке оставалось всего ничего, зачерпнул из общей миски размешанного желтка - и работа пошла. Долго-долго размешивать желтоватое тесто, следить, чтобы ни единой крупинки не оставалось, чтобы цвет не загустел и не стал слишком жидким, чтобы желток не свернулся... Смешное дело, думал Юрась, водя пальцем по донцу шероховатой ложки - когда у Зайца случалось сиживать часами за полировкой, тошно было хоть из мастерской беги. А здесь даже въедливый запах краски согревал душу. Юрасю нравилось, как мягко разминается охра, как остро пахнет олифа, как размазывается по доске липкий левкас и впитывается в сухое дерево. Собирая дождевую воду, чтобы разводить краски, он улыбался - небесными слезами растворяше земные печали. Бог даст, осенью его тоже допустят к росписи...
- Слышь ты, Журка! Сбегал бы к рыночку да купил на всех цареградских рожков побаловаться! Вкусные они, спасу нет, - Василий оставил свою работу и потянулся, как кот.
- Хорошо. Сейчас охру дотворю, в холодок поставлю и сбегаю, - согласился Юрась.