Взгляд Рогволода неожиданно прояснился, из свирепого стал внимательным, давящим, цепким:
- Ты не знал, что три года назад у меня пропал старший сын, Изяслав? После Купальской ночи поутру не нашли ни его ни коня его ни меча на княжьем дворе. Выехал прочь из города и не вернулся... Ты таишь обиду на княжий род?
- Да, - твёрдо ответил Юрась, - княжич Мирослав взял жизнь моего дружка Олелько за жизнь сокола, птахи бессмысленной. И невесту мою покалечил, силой её хотел взять, а она в окно выскочила. Но я не хотел мести и не стал бы творить месть в божьем храме.
- Почему ты изобразил то, что изобразил? Кто придумал эту фреску?
- Ракитовый куст.
- Кто?!! - князь сжал кулаки так, что побелели костяшки.
- Ракитовый куст. После Пасхи в прошлом году учитель послал меня в Берестечню, село по пути к Витебску, накопать цветной глины и нарезать прутьев для кисточек. Я нашёл на берегу куст. Стал срезать ветки, из них потекла кровь. А вчера я расписывал стену кистями, что сделал из тех прутьев, - ответил Юрась.
- Отец, он или подослан или безумен, - мягким голосом вошёл в разговор Мирослав, - не позорь нас площадной сварой, запри дурня в клети и побеседуй без лишних ушей.
- Ты можешь доказать свои слова? - Рогволод пристально посмотрел на Юрася.
Изограф пошарил в поясной сумке:
- Вот. Переломи.
Князь брезгливо взял пальцами заляпанную кисть, переломил черенок и расширил глаза, увидев, что на изломе появилась бурая капля.
- Да он ещё и колдун, - с презрением бросил Мирослав.
- Нет, василевс, - раздался хриплый голос Георгия, - я учил этого отрока полтора года, он исповедался и молился и жил, как добрый христианин.
- Где ты видел кровавый куст? - спросил князь, - и как тебя звать?
- Юрий, батюшка-князь. Куст растёт в Берестечне, на берегу Двины. Я могу нарисовать путь на доске.
- Рисуй, - согласился князь.
Юрась быстро набросал край деревни и изгиб речки. Рогволод взглянул, кивнул коротко.
- Добрыня, Хельги - на конь! Езжайте в ту Берестечню, разройте куст, перекопайте вокруг всё, руками землю переберите, что найдёте везите сюда. Княжич... - он пристально глянул на сыновей, - Всеволод - с ними. Рогнеда - ступай в терем, не девичье это дело. Все остальные - остаются и ждут. Можете помолиться, но тихо. Сигурд, глаз не спускай с этих... изографов, головой отвечаешь. И не дай бог кому из церкви выйти хоть на три шага.
- Отец, послушай, - начал Мирослав.
Рогволод рявкнул:
- Молчать!!! Всем молчать.
Ожидание было тягостным. Георгий сидел у стены, потирая грудь, ему было нехорошо. По счастью осталось полкувшина воды, запасённой Кошем и учителю дали пить. Остальные терпели. В храм явился опоздавший священник. Князь велел ему возвращаться домой: освящения сегодня не будет. Мирослав небрежно уселся на подоконнике, поигрывая кинжалом. Удивлённый Юрась заметил - и вправду ножик с золочёной причудливой рукоятью был точь-в-точь как на фреске. Впрочем, ясно было и другое - даже если князь Рогволод убедится, что изограф не соврал, княжич найдёт способ отомстить за сегодняшнее поношение.
Посланцы вернулись к закату, когда в церкви стало темнеть. Они вошли в храм молча, поклонились князю. Изяслав протянул отцу пучок веток, перепачканных бурым:
- Так и есть, батюшка. Куст там был, кровью тёк. Мы разрыли корни и нашли под ними скелет человека. Ни меча ни герба ни жуковиньев ни лошадиных подков.
- Хорошо, - протянул князь Рогволод, - похоже, что ты, изограф, сказал правду. Или хитро подстроил ловушку, чтобы очернить сына перед отцом. Киевские князья - злые лисы, они дорого дадут, чтобы лишить меня силы, отнять десницу.
- Пусть будет божий суд, отец! - Мирослав стал похож на охотящегося пардуса, гибким движением он подскочил к ближайшему гридню и взял у того меч, - держи, если ты мужчина!
Юрась взялся за рукоять прежде, чем начал думать. Оплетённая кожей, небольшая и ладная, она крепко сидела в ладони. Лезвие было чистым, не слишком длинным, не слишком тяжёлым, от него словно прибывало силы в руках. Юрась подумал, что в первый и, скорее всего, в последний раз в жизни взял клинок. Был бы Олелько жив - он бы порадовался мечу...
- Ступайте во двор, - приказал князь Рогволод, - хуже нету греха, чем кровь пролить в церкви.
Гридни расступились. Юрась поймал отчаянный взгляд Лёвки и улыбнулся ему - по крайней мере подмастерье стал мастером. Во дворе воины встали в круг, пропустив княжича и его противника в середину. Мирослав быстро разделся до пояса - божий суд не терпит ни кольчуг ни брони. Юрась скинул рубаху, оставшись в холщовых портах, беззащитный и бледнотелый, с безволосой, впалой грудью и жалкими бусинками сосков. По сравнению с загорелым, налитым силой княжичем, он смотрелся особенно жалко. Но страха не чувствовал. Божий промысел, божий суд - если Христу нужна его жизнь, пусть берёт. Жаль только, мало прожил. Юрась попробовал рубануть мечом воздух - клинок мчался вперёд, послушный и ловкий. Княжичу не захотелось ждать, он пошёл вокруг противника быстрым, крадущимся шагом. Пытаясь успеть за ним, Юрась пошатнулся и чуть не упал. Первый удар Мирослава был неожиданным, словно гроза с неба. Чудом успев отдёрнуться, Юрась попробовал стукнуть его мечом. Клинки столкнулись с яростным звоном, изограф чуть не выронил оружие и отступил. Гридни начали пересмеиваться, Мирослав засиял улыбкой. Он играл с противником как с мышонком, и ему это нравилось. Наконец, одним сильным рывком княжич выдернул меч противника и занёс над Юрасем клинок: