- Ожил! Лада-матушка, спасибо, ожил-таки! - старуха погладила Юрася по щеке горячей ладошкой, - лежи, найдёныш, рано тебе вставать.
- А ты кто, бабушка? Где я? - оглядевшись, Юрась понял, что оказался в каком-то странном месте. Полутёмная изба, с окошком затянутым рыбьим пузырём, была увешана так же густо, как косы старухи. Пучки трав, косы золотистого лука, связки чеснока, беличьи хвосты, сушёная рыба и прочие припасы свисали с балок и красовались по стенам. На печи сидел желтомордый хорёк, к печи вперемешку прислонились ухват, вилы, кочерга и рогатина, с которой ходят на медведя. На полатях ворочался кто-то большой, судя по фырканью - не человек. Остального Юрась не разглядел.
- В Закомарах меня кличут ведовицей, Мораниной дочкой, в Киеве-городе называли Ясей-Ясноткой... Ох, давно это было. Ты, малыш, зови меня бабой Ясей, как внучки мои.
- У тебя и внучки есть? - Юрась огляделся опасливо, словно из каждого угла могло выскочить по девице с жабьим ртом, рыбьим хвостом или иной пакостью.
Баба Яся рассмеялась до слёз:
- Ну, ты шутник, малыш! Мал да удал, я вижу! Внучка Леля да внучок Остромысл в Березищах, на исходе года, глядишь, ещё младень будет. А тебя как зовут добрые люди?
- Журкой, - выпалил Юрась и покраснел, - а крестили Юрасем... Юрием. А как я сюда попал?
- Мы с Волотом тебя на опушке нашли, бездыханного. Двое суток на волокушах досюда тащили.
- Ты и волота к рукам прибрала, бабушка? - Юрась вполне готов был поверить, что на печке ворочается сказочный великан.
- Вот насмешник, вот повеселил старуху! - Яся обернулась к двери и коротко свистнула. В избу вбежал большущий пёс, рыжий с белым. Он поставил передние лапы на лавку и улыбнулся по-собачьи, вывалил язык. Старуха обняла пса, потрепала за уши:
- Вот он, Волот. Защитник, кормилец и друг - мало ли кто решит старуху обидеть.
Тут уже прыснул Юрась:
- Тебя? Обидеть? Кто тебя обидит, баба Яся, мало жить будет да долго помирать.
Старуха на это улыбнулась недобро и ничего не ответила.
- Если это Волот, - спросил Юрась и осторожно погладил тёплую морду пса, - тогда на печи кто?
- Сам-батюшка, - уважительно отозвалась Яся, - только он уже вряд ли покажется, сонный.
Она почмокала губами, погремела посудой и с печи показалась недовольная морда годовалого медвежонка. Зверёныш оглядел избу, зыркнул на Юрася тёмными бусинами глаз и убрался назад, в тепло.
- Всё прознал, малыш? - улыбнулась баба Яся, - ешь давай, и опять на бочок. Почитай седмицу лежал без памяти, я уж думала - хоронить тебя буду. Ложку удержишь сам?
- Баба Яся, а где Олелько? Ужели он меня бросил?
- Что за Олелько? Братишка? Пёс? Конь?
- Дружок мой, мы из Востравы шли вместе.
Помрачнев, баба Яся ответила:
- Там где мы с Волотом тебя подобрали, ещё парнишка был. Мёртвый. На дубе повешенный.
- Как? - взвился Юрась и тотчас вспомнил про сокола и свирепого княжича. Словно ком подступил к горлу, он задыхался, пока наконец не пролились слёзы. Баба Яся подсела ближе, и словно ребёнка гладила Юрася по голове, бормоча что-то успокоительное. А Юрась плакал, плакал и плакал, пока не уснул от слёз.
Когда он открыл глаза снова, было темно. Запахи накрыли его с головой - вонь медвежьей шкуры и мокрой псины, тухлый яд недодубленной кожи, сладковатый тлен мёртвых косточек, кислый пар трав и промокших тряпок. Кто-то ворочался и шуршал, кто-то стонал и взвизгивал, что-то ворочалось подле печи, глухо сопя. Сам он был перемазан чем-то липким, солёным - не иначе кровью. Сердце заколотилось, словно птаха, рвущаяся вон из силков.
- Мамка! - плаксивым шёпотом позвал Юрась, потом закричал в голос, - мамочка! Страшно! Темно! Мамка!
- Здесь, я, здесь! - донёся мягкий как молоко голос. Внизу затеплилась лучина, потом светец, потом кручёные свечи из воска. Проворная старуха кружила по избе, короткими, быстрыми движениями худых рук зажигая всё новые огоньки.
- Всё хорошо, маленький, это сон тебе снился дурной, вот прогоним его и уйдёт. У кошки боли, у собаки боли, у Журушки не боли. К волку иди, к лисе иди, а Журушку не буди. Вот я вам, шептунам-топтунам, ужо!
Пот катился с паренька градом. Он вспомнил, куда попал и где очутился. От света страхи ушли - в углу булькала квашня с тестом, на печи ворочался медвежонок, под лавкой скулил во сне пёс, под другой - хорёк грыз только что пойманную крысу. Старуха взяла в руки маленький глиняный светильник, Юрась отчётливо разглядел - огонёк на фитиль скатился прямо с пальцев ведовицы.