— Любимая моя!
Не в силах сдержать возгласов радости, они бросились обнимать друг друга. Он прижимал ее к себе, кружил по гостиной, внезапно останавливаясь, чтобы посмотреть и убедиться, что это не сон, и она смотрела на него, и по ее щекам текли слезы радости от встречи с самым дорогим в этом мире человеком.
В один из вечеров, это было несколько лет спустя после описанных событий, Мариэтта вышла на балкон посмотреть на канал Гранде. Был такой час и такое время года, когда заходившее солнце окрасило в янтарь Дворец дожей и сделало медно-красной Базилику, превратив Венецию в золотой город. Именно так он и выглядел в тот вечер, когда она впервые увидела его с борта баржи, доставившей ее в Оспедале делла Пиета. Сейчас тоже существовал и хор, и оркестр Оспедале, но вот только их уровень пал постыдно низко, остальные же школы, хоры которых внесли большой вклад в развитие музыки, вообще были закрыты.
Годы, прошедшие с тех пор, как пала самая Безмятежнейшая из Республик, не были милосердными к Венеции. Французы вскоре ушли, им на смену пришли австрийские войска. Но потом французы снова заняли город. И каждый раз, когда Наполеон Бонапарт посещал Венецию, он непременно бросал взгляд из окон дворца, построенного специально для него в конце площади Сан-Марко, той самой, которую он объявил на весь мир лучшей гостиной Европы.
Мариэтта была счастлива, что Доменико принял решение оставаться во дворце Торризи. Теперь это был один из немногих дворцов на набережной канала Гранде, в котором продолжала жить дворянская семья. Знать рассеялась кто куда, по причине нежелания или неспособности приспособиться к новой системе ценностей, да и многие простые жители Венеции, наскоро упаковав свои нехитрые пожитки, уехали дальше, потому что французы задушили этот испокон веку живший торговлей город непомерно высокими налогами. Даже море, которое от роду было другом и защитником венецианцев, внезапно ополчилось на них. Вода поднималась все выше и выше, грозя затопить древние стены города, который когда-то гордо возвышался над лагуной.
Палаццо Челано также пережил страшное наводнение несколько недель назад и теперь с трудом оправлялся от него. Мариэтта думала, что же произошло с тем роскошным полом из розового мрамора в гостиной, где Филиппо держал взаперти Элену. Пьетро был одним из первых, кто решил продать свой дворец. На средства, вырученные от продажи, он превратил свою и без того достаточно большую резиденцию в Падуе в прекрасный госпиталь для малоимущих. Бьянка, став его женой, также посвятила себя уходу за больными. Мариэтта надеялась, что они смогут присутствовать на свадьбе Елизаветы. Она выходила замуж за молодого банкира из Флоренции. После многих визитов к Элене и Никколо, у которых, кроме нее, детей не было, Елизавета решила остаться у них на целый год и за это время обручилась с молодым человеком. Мариэтта с нетерпением ждала, когда она сможет поехать во Флоренцию на свадебную церемонию и снова увидеться с Эленой и Елизаветой. После того как Доменико освободили, у них родилось еще трое детей, и она решила взять их с собой.
Мысли ее вернулись к Аликсу, которому она многим была обязана. Он так и не увидел ее после той встречи во Дворце дожей, потому что, пока они с Доменико отдыхали на вилле, его уже успели перевести куда-то еще. Глубокую скорбь вызвала весть о его гибели, когда он шел в атаку в битве при Маренго. Доменико, как мог, успокаивал ее, вместе с ней искренне переживая гибель своего избавителя.
Звук шагов заставил Мариэтту повернуться. Это была прислуга, люди зажигали люстры, и мягкий мерцающий свет упал на нее. Подошел Доменико. Несмотря на всеобщее отвращение в Европе к Наполеону, французская мода, вопреки всем условностям, по-прежнему занимала господствующее место — Доменико, как и большинство мужчин, носил волосы коротко остриженными и зачесанными вперед. Воротник его сюртука был высоким, а прежние бриджи до колен сменились узкими, в обтяжку, брюками. Сегодня они ожидали гостей, которые должны были прийти поиграть в карты, по этому случаю Доменико и решил немного принарядиться.
— Прекрасный вечер, — одобрительно заметил он, опершись руками на балюстраду. После страшных лет заключения он научился ценить свободу, каждое ее мгновение. Конечно, его печалили события, о наступлении которых он давно предупреждал, но он не терял надежды на будущее. Среди венецианцев рос и ширился дух независимости. И многие из горожан, в том числе и он, делали сейчас все, чтобы эти умонастроения не исчезли, а сохранились, что в конечном итоге должно было заставить завоевателей уйти из города. Мысленно Доменико представлял себе, как передаст знамя свободы своему сыну Данило, когда придет пора молодым сменить их поколение.