Невооруженный нейтралитет, провозглашенный Республикой Венеции, был более недопустим. Было недостаточно того, что Австрия могла собрать и пустить в дело свежие войска, более грозные, чем те, которые Бонапарт уже разгромил. Венеция, хотя и утратила былую силу и славу, еще была способна выставить на поле боя армию в шестьдесят тысяч человек. Поэтому Венецию необходимо было убедить отказаться от ее нейтралитета. До сей поры Самая Светлая Республика встречала все предложения выступить против поработителей Италии тем возражением, что уже выставленные против французов силы вполне достаточны для отпора. Теперь, когда события доказали ошибочность этого утверждения, надо было, чтобы она осознала грозящую ей самой опасность дальнейшего промедления и объединилась хотя бы из духа самосохранения, если не из более возвышенных побуждений, с теми, кто с оружием в руках противостоит общей опасности.
В этом заключалась миссия виконта де Сола. Существовавшие в Венеции законы запрещали любые частные контакты между официальным послом и Дожем10 или кем-нибудь из членов Сената11. В сущности, виконт ехал как тайный чрезвычайный посланник, располагающий возможностью, парадоксально запрещенной для официально аккредитованного посла сутью его действительной службы. И в дальнейшем эта возможность казалась ему все более важной, поскольку Бонапарт нанес сокрушительное поражение войскам империи под Лоди.
Лебель, как явствовало из бумаг, изучаемых Марком-Антуаном с возрастающим интересом и вниманием, имел ту же конечную цель и ехал в Венецию прежде всего в качестве представителя французских интересов.
Тщательно разработанные откровенные замечания инструкций, написанных лично Баррасом, подтверждали полное доверие к Лебелю, о полномочиях которого уже было сказано.
Первое поручение, данное Лебелю, касалось Бонапарта, которому следовало прекратить свое сумасбродство. Баррас считал, и признаки этого были налицо, что успехами Бонапарт обязан своему таланту. Если Бонапарт проявит чрезвычайную самонадеянность, Лебель должен напомнить ему, что рука, поднявшая его, умирающего от голода, из сточной канавы, может с такой же легкостью возвратить его туда же.
Имелись подробные инструкции относительно дальнейшего ведения итальянской кампании, но не очень детальные в том, что касалось Венеции. Баррас указывал, что Венеция угрожающе колеблется не столько в выборе между вооруженным или невооруженным нейтралитетом, но между нейтралитетом и враждебностью. Следовало оказать на нее давление. Имеются признаки, свидетельствующие, что Питт — монстр вероломства и лицемерия — замешан в это дело. Просчет мог бы теперь толкнуть Венецию в руки Австрии с последствиями, печальными для Итальянской Армии.
Смысл этого разъяснялся в подробном описании сил Венеции на суше и на море.
В задачу Лебеля входило потребовать от Бонапарта — и проследить за выполнением этого требования, — чтобы Венеция была успокоена торжественными заверениями в дружбе, пока не придет время разделаться с ней. Это произойдет, когда австрийское сопротивление будет настолько подорвано, что альянс с Венецией не поможет уже ни одной из них.
Далее инструкции предписывали Лебелю из штаба Бонапарта в Милане направиться в Венецию, где главной его задачей было тщательная организация революционной пропаганды.
«Короче говоря, — заканчивал Баррас это пространное наставление, — Вы устроите так, чтобы Венецию можно было задушить во сне. Ваша первая задача в том, чтобы успокоить ее сны, а затем обеспечить, чтобы эти сны не были преждевременно нарушены».
Из незапечатанного письма Барраса послу Лальманту, представлявшего подателя и подтверждающего в недвусмысленных выражениях полномочия, данные Лебелю Директорией, следовало, что Лальмант и Лебель не были знакомы лично. Этот факт обнадежил и подкрепил идею, уже пустившую корни в разуме Марка-Антуана.
Его сальные свечи оплыли и трепетали на грани угасания, а день занялся прежде, чем Марк-Антуан, с лихорадочным румянцем возбуждения на выступающих скулах и блеском волнения в глазах, вскочил полуодетый, как был в постели. Теперь было не до сна — надо было обдумать перспективу, раскрытую перед ним всем тем, что он прочитал.
Глава IV. ПОСОЛ ФРАНЦИИ
Марк-Антуан впервые увидел оживленнейший и удивительнейший из городов мира в золотом великолепии майского утра. Он приехал на лодке из Местре, где провел ночь, и издалека, едва они приблизились к Канарежжио, ему показалось, что глазам его предстал не город, а какое-то безбрежное фантастическое сокровище, сделанное из мрамора и золота, коралла, порфира и слоновой кости и помещенное в огромную драгоценную оправу из сапфира лагуны и небосвода. Его черная гондола свернула от Канарежжио в Большой канал и плавно заскользила среди великолепных дворцов, где в пышной красоте, поразившей северянина, соединилось искусство Востока и Запада. Он подался вперед под навесом кабинки, чтобы насладиться изумительным романским чудом Ка д'Оро12 и величественной аркой моста Риальто13 со множеством лавок и всем сверкающим великолепием красок и жизни.
Гондола, словно серый лебедь скользившая по водным магистралям, прокладывала себе путь по каналу мимо Эберии — Зеленого рынка — где все шумело, а мужчины и женщины толпились у прилавков, заваленных плодами и цветами. Лодка скользнула в тихие, узкие воды канала Бекчери, приведшие, наконец, к омываемым водой ступеням гостиницы «Шпаги», о которой извещали скрещенные клинки на ее вывеске.
Марк-Антуан высадился и предоставил себя и свой багаж заботам маленького румяного хозяина Баттисты, речисто приглашавшего его на венецианском диалекте, который для Марка-Антуана звучал как смесь плохого французского с плохим итальянским.
Его разместили в просторном салоне бельэтажа, редко предоставляемом и прохладном, с каменным полом и безвкусно украшенным фресками потолком, где купидоны бесподобной тучности буйствовали в невероятно цветистом растительном царстве. Спальня с широкой кроватью под пологом довершала жилище.
Он устроился, распаковался и послал за парикмахером.
Переезд из Турина он проделал за два дня. Ему очень повезло, ибо передвижения разгромленных австрийских войск в западной части Минчо вполне могли задержать его. Однако он избежал встречи с ними, хотя в неприятных признаках их прохождения не было недостатка. Он достиг Местре, не подвергаясь досмотрам, и теперь при виде праздности, мира и спокойствия Венеции ему трудно было поверить, что ужасное насилие войны может происходить ближе, чем в тысяче миль отсюда. Веселые смеющиеся голоса врывались в его окна с канала, и не раз за то время, пока приводилась в порядок его прическа, доносились до него под аккомпанемент скрипа весел и плеска воды, рассекаемой железноголовым челном, обрывки песен, словно подчеркивая беспечность народа лагун.
Вступление в роль убитого Лебеля вменяло ему в обязанность немедленную поездку в Милан, куда Бонапарт совершил триумфальный въезд и где он разместил свой штаб. Но Марк-Антуан уклонился от связанной с большим риском поездки, решив ограничиться письмом французскому главнокомандующему. Таким образом, он создал у Барраса впечатление об исполнении задания к Бонапарту, оставив Директору полагать, что он сделал это не письменно, а лично.
Прошло около трех часов с его приезда, когда, позаботившись о туалете и своих блестящих черных волосах, аккуратно уложенных и причесанных, но не напудренных, он спустился и окликнул гондолу, чтобы добраться до французской дипломатической миссии.
Удобно расположившись в тени фелцы14, он несся на запад по Большому Каналу, где с приближением полудня движение на воде оживилось, а затем — по сети мелких каналов, погруженных в тень высоких дворцов, — на север, к подножию церкви Мадонны дель Орто. Сойдя на набережную, он прошел узкой аллеей к Корте дель Кавалло — маленькой площади, не больше внутреннего дворика. В углу ее располагалась резиденция посла Франции — Палаццо делла Вечиа — просторное, но относительно скромное здание для столь пышного города.
11
Сенат — законодательный орган, занимавшийся делами провинции и вопросами внешней политики.
12
Ка д'Оро — один из красивейших дворцов Венеции, расположен у Большого Канала. Построен в 1422-1440 гг. Архитекторы — Дж. и Б. Бон. Исторический и архитектурный памятник.
13
Мост Риальто — архитектурный памятник, построен в 1588-1592 гг. Архитектор — А. да Понте.