Мариетта схватила ее за плечи и с раздражением стала трясти ее.
— Ты глупая девчонка! Очнись! Филиппо развратник и вольнодумец! Ему и дела до Елены нет!
— Нет, есть! — парировала Бьянка, пытаясь вырваться. — Он рассказывал мне, как всегда лелеял ее!
— Что еще он говорил тебе? — Мариетта сжала ее еще сильнее, когда увидела, как покраснели щеки девушки. — Что ты красивая? Привлекательная? Тебе не кажется, что он хочет обольстить тебя?
— Он слишком честен для такой низости! — Бьянка закричала от боли. — Только жаль, что он такой! Елена бы не обиделась, ведь он ей безразличен!
Мариетта отпустила ее, чтобы ударить за это.
— Не смей больше так говорить о Елене в моем присутствии. Как она может любить мужа, который так жесток с ней и избивает ее до смерти!
— Ложь! Ты все лжешь! — Бьянка вскочила на ноги и обхватила ладонями горящие щеки. — Ты завидуешь мне, потому что Селано любит меня, а твой Торриси сидит взаперти. Ты никогда не настроишь меня против Филиппо! Ты думаешь, я не огорчена состоянием Елены. Огорчена! Я люблю ее, как родную, но не могу помочь ей. Я сделала все, что могла, и все еще пытаюсь. И я не вижу ничего плохого в том, чтобы проявлять дружескую — и только дружескую — поддержку этому несчастному человеку, который так же переживает за Елену, как и я!
Мариетта тоже вскочила на ноги.
— Если ты так веришь в него, тогда убеди его пойти против воли Елены и разрешить тебе посмотреть на нее. Это привилегия, дарованная лишь докторам, а ты сможешь увидеть Елену. Проверь его! В конце концов, ты уверена, что немало значишь для него. Ты претендуешь на место следующей синьоры Селано! Узнай, каковы твои шансы!
Бьянка резко вскрикнула и, развернувшись на каблуках, выскочила из комнаты, захлопнув за собой дверь. Мариетта оставалась на своем месте, прижав пальцы к глазам. Она никогда прежде не говорила с Бьянкой в подобном тоне, никогда не поднимала на нее руку, но последние ее оскорбления были совершенно обдуманными. Если Бьянке все-таки удастся увидеть ненастоящую Елену или связаться с настоящей, из этого что-нибудь выйдет.
На вечернем концерте Лукреция показала себя очень хорошо, и ее пригласили еще. Капитан Тсено и его жена тоже присутствовали при ее выступлении, и утром следующего дня он сам лично позвонил в магазин, чтобы поблагодарить Мариетту за то, что его дочь достигла таких успехов меньше чем за месяц.
— У Лукреции большие перспективы. — Она тоже была довольна своей ученицей, однако понимала, что ей придется еще немало потрудиться.
— Я хочу вам кое-что сказать, что должно вас обрадовать, — довольно сказал он. — Я смог перевести вашего мужа обратно в камеру замка. У него теперь есть окна, не считая, что вид из них довольно удручающий, и ему вернули все, что у него было.
— Как вам это удалось?
— Я заметил начальнику инквизиции, что политические заключенные, такие как Торриси, должны содержаться здесь и что его нужно перевести обратно, как только его камеру починят и укрепят охрану. Он согласился со мной. Вот только правила допуска посетителей остались прежними. Инквизитор был непоколебим на этот счет.
— Есть кое-кто, слишком юный, чтобы подчиняться правилам, кто может пройти с вами на свидание с моим мужем.
— Догадываюсь. — Он поморщился и вздохнул в знак уступки, которая вроде бы далась ему непросто. — Неудивительно, что вы так хорошо справляетесь со своими делами, синьора. У вас дар улаживать дела, который я уважаю. Одевайте сына и идемте со мной. Я познакомлю Данило с отцом.
Доменико читал, когда его дверь открыли. Он отложил книгу и повернулся в кресле, чтобы посмотреть, кто к нему пришел, и увидел капитана Тсено, протягивающего ему розовощекого ребенка.
— К вам Данило Торриси!
Доменико вскрикнул от удивления, вскочил на ноги и схватил ребенка. Он держал сына слишком высоко, а Данило, засунув кулачок в рот, из которого струились слюнки в преддверии появления нового зуба, весело хихикал. Капитан улыбнулся и оставил их вместе. Целых десять минут Доменико говорил со своим сыном, качал его на коленях, позволял Данило трепать его за волосы, часы и шейный платок. Потом капитан Тсено вернулся. Доменико поцеловал сына в лоб и вернул капитану. Так же как и во время свиданий с Мариеттой, он провожал взглядом из окна сына. И потом, как прежде, опускал голову и начинал тосковать.
В следующий раз Бьянка пошла в палаццо Селано с сестрой Джаккоминой, чтобы разложить по порядку все книги, что перенесли сюда из дома матери Филиппо. Она нервничала. В ней еще не утихал вызов, брошенный Мариеттой, и она не собиралась сдаваться и упустить шанс увидеть Елену. Она сожалела о своих словах, сказанных Мариетте насчет Доменико. Бьянка была спокойным человеком. Боль, причиненная ей другими в порыве гнева, она прощала. Но вспоминать оскорбления, которые сказала она сама, было мучительно.