Услышав, что Елена была еще не во всех уголках дворца, Марко воспользовался экскурсией в качестве предлога, чтобы увести ее с собой. Синьора послала Лавинию вместе с ними в качестве компаньонки, но, по просьбе Марко, сестра следовала за ними на некотором расстоянии. Марко целовал и обнимал Елену страстно в каждом алькове и за каждой колонной. Снова и снова, когда они поворачивали за угол, они бросались бежать, смеясь, чтобы попасть в комнату задолго до Лавинии и провести вместе несколько мгновений.
Тур должен был закончиться в секретной сокровищнице. Прежде чем достичь ее, Марко отошел от главного направления в другую сторону, но Лавиния вмешалась:
— Не туда, Марко.
Елена вопросительно подняла брови.
— Что это? Какая-то тайна?
Марко кивнул Лавинии, чтобы показать, что он принял ее совет, и затем положил руку Елене на талию, чтобы повести ее к сокровищнице.
— Никакой тайны. Это скрытый салон, который содержится под замком, с тех пор как там много лет назад было совершено убийство.
Елена вздрогнула.
— Я никогда не хочу видеть его. Даже не говори мне, где он.
— Я не буду, — пообещал он. — Так же, как не будут ни Лавиния, ни мои братья. Больше никто, за исключением моей матери, не знает об этом.
Елена подумала тревожно, что палаццо Селано был похож на другие дворцы на берегу Гранд-Канала: он был смесью прекрасного и зловещего.
В сокровищнице Елена примерила несколько драгоценностей, хранившихся в жестяных коробках, и Марко водрузил ей на голову свадебную корону из золота и драгоценных камней. Лавиния, сидевшая на стуле и смотревшая на них, почувствовала острую боль мрачного предчувствия. Ни одна будущая невеста не должна надевать эту корону до дня свадьбы, но было уже слишком поздно что-либо говорить. Через мгновение она забыла свое предчувствие и смеялась вместе со счастливой парой.
Она никогда не видела двух людей более влюбленных друг в друга.
Елена чувствовала себя, как в коконе из счастья, когда ждала следующего вечера, чтобы увидеть Марко снова. Она так много раз подходила к окну, что синьора приказала ей сесть и учиться не проявлять невежливой нетерпеливости. Когда наконец послышались шаги, Елена радостно спрыгнула со своего стула, но это был Элвайз, выглядевший мрачно.
— Марко нездоровится, — объяснил он. — Сегодня утром он жаловался на ужасную головную боль, а к полудню у него возникли признаки лихорадки.
Елена побледнела.
— Я должна идти к нему!
Синьора набросилась на нее.
— Не будь смешной! Место Марко здесь, в его собственной постели, если он болен. Привези его немедленно, Элвайз.
Когда появился Марко, он качался на ногах и его поддерживал брат. Елена подбежала к нему, озабоченная румянцем и капельками пота, выступившими на висках. Он сделал усилие, чтобы улыбнуться ей.
— Я буду в порядке завтра, моя дорогая. Вот увидишь.
Когда Элвайз помог Марко дойти до постели, синьора попыталась запретить Елене входить в спальню.
— Марко — мой сын, но пока еще не твой муж, — заявила она с яростью собственницы. — Держись от него подальше!
Елена сделала глубокий вдох и в первый раз оказала сопротивление женщине.
— Отойдите в сторону и позвольте мне пройти к нему. Не заставляйте меня сталкивать вас с пути.
Синьора была изумлена этим переходом от покорного послушания к открытому неповиновению, но поняла, что Елена не уступит. Быстро повернувшись, она вошла в спальню первой.
— Я пришла, чтобы ухаживать за тобой, мой дорогой сын, — сказала она успокаивающе, но Марко с горячим желанием смотрел на Елену.
— Я хочу, чтобы ты была здесь со мной, — сказал он, поднимая руку, чтобы Елена взяла ее в свои, — но ты можешь заразиться лихорадкой.
— Я привита, — уверила она его, ее сердце сжималось от страха при виде его. — И я точно знаю, как надо ухаживать за тобой. Я делала все это и раньше в Пиете.
— Пациенты выживали? — пошутил он.
Она улыбнулась:
— Конечно.
— Это хорошо. — Он закрыл глаза, все еще держа ее руку. Его температура поднималась.
В Пиете Мариетта с волнением ожидала новостей о выздоровлении Марко. Было несколько случаев такой же точно лихорадки в оспедале, включая нескольких девушек из основного хора, и все приглашения были отменены. Она испытывала радость от многообещающих признаков выздоровления в трех самых тяжелых случаях, когда встретила сестру Джаккомину на лестничной площадке. Добрая монахиня выглядела несчастной.