– Мистер Мерсер, надеюсь, вы не возражаете воспользоваться моим личным выходом? Минелли парадную дверь уже запер, а идти его искать нет смысла.
Они поднялись по лестнице в кабинет графа.
– Вы бледны, мистер Мерсер. Выпьете бокал вина? – Бориа поднял графин.
Пока они пили, граф разглядывал Мерсера, вспоминая, что́ о нем известно. Частный детектив, неудачник, потрепан жизнью, фактически инструмент, который люди покупают, когда требуется. Человек без принципов, иначе бы не занимался подобной работой. Человек, чью преданность можно купить за деньги. Такого не составит труда убрать, если он станет помехой.
– Кто сделал эскиз для гобелена? – спросил Мерсер.
– Надо спросить у синьорины Медова. Она у нас заведует производством. Интересная вещь, правда? Напоминает картину Руланта Сарвея «Пейзаж с птицами», которая, по-моему, находится в Музее истории искусств в Вене.
Зазвонил внутренний телефон на столе. Граф снял трубку, поговорил, затем повернулся к Мерсеру:
– Это Минелли. Они обошли весь палаццо, посторонних нет.
Мерсер кивнул:
– Наверное, мне почудилось.
Граф улыбнулся и, сняв с вешалки плащ, двинулся к дальней стене кабинета, обшитой, как и остальные, темными ореховыми панелями.
– Как долго вы пробудете в Венеции?
– Неделю, может, чуть дольше.
Граф нажал на стене одну из резных розеток, и открылась дверь. Поймав взгляд Мерсера, он пояснил:
– Раньше это был тайный вход, а теперь я им пользуюсь вечером, чтобы не беспокоить Минелли.
Когда они вышли, граф включил свет на лестнице и запер дверь на засов. Затем они спустились по винтовой каменной лестнице и через сводчатую дверь внизу попали в небольшой обнесенный стеной сад, а оттуда к причалу. Перед ними открылся Большой канал и соединенный с ним другой, поменьше. К причалу сразу подошла гондола.
– Я отправляюсь на ту сторону, – произнес граф. – Вас подвезти?
Мерсер покачал головой:
– Спасибо, не нужно.
Он распрощался с графом, проводив взглядом гондолу.
«Разумеется, по голове меня ударили с ведома графа. Не исключено, что это сделал Серва, вернее, Учелло, потому что это один и тот же человек. Что их связывает? Учелло на него работает? Фальшивые деньги или подделка картин? Нет, маловероятно. Тогда что?» Мерсер сплюнул в канал, разозлившись. Впервые за день.
Через площадь Святого Марка он направился к Розе. На ярко освещенной площади было многолюдно. Вокруг резвились дети. В какое время они ложатся спать здесь, в Венеции? Куда смотрят родители? Площадь казалась вырезанной из золотистой и зеленой фольги, а колокольня Кампанила напоминала гигантский палец, острым ногтем впивающийся в темное небо.
Роза, как обычно, полулежала в шезлонге и слушала радио. Подняла руку, чтобы Мерсер молчал, кивнула на бутылку на столике. По радио читали стихи. Мерсер налил себе вина, закурил, наблюдая за Розой. Она всегда была неравнодушна к поэзии. Вот и сейчас глаза закрыты, губы шевелятся. Все это выглядело глупо. Десять лет назад редкий мужчина отказывал себе в удовольствии побывать в ее постели, если приглашали. Теперь же… достаточно было посмотреть на выглядывающие из-под пуховика ее толстые ноги, как желание пропадало.
Передача закончилась, Роза выключила приемник.
– Это был Уго Фосколо, один из моих любимых.
– Мне понравился его голос.
– Мой мальчик, ты невежда. Фосколо давно умер. А стихи читал другой поэт, Мадео Нерви. Кстати, скоро он приезжает в Венецию на фестиваль искусств. Я пойду его послушать. Ты можешь составить мне компанию.
– Обязательно, если останусь здесь.
Роза внимательно посмотрела на него.
– Примерно час назад тебя кто-то основательно стукнул по лбу. Кровь недавно засохла.
– Я ударился о стенку.
– При твоей работе подобное иногда случается.
Мерсер встал с бокалом в руке, обошел комнату. Остановился у окна, провел пальцем по ставне.
– Ты узнала что-нибудь об Адриане Медова?
– Кое-что.
Розе было неприятно, что он ни о чем не рассказывает, а только спрашивает. Впрочем, она и сама ничего знать не хотела. Просто Мерсеру было бы легче, если бы он открылся. Но самое главное, и это ее удивляло, – она немного ревновала. Странно, но ревность доставляла ей удовольствие. Значит, жизнь не кончена, и где-то внутри тлеет огонек.
– Так давай же, я слушаю.
– Ей двадцать девять. Родилась в Потенца, на юге Лукании. Приехала в Венецию в тридцать девятом, вместе с двумя сестрами. Помог граф Бориа, у него там поместье. Ты о ее сестрах знаешь?
– Да. А зачем граф их сюда привез?
– Наверное, чтобы ткали гобелены. Граф давно занимается данным промыслом.