— Наверно, отец делал то, что считал самым лучшим для нас. Его ведь ранило в Первую мировую войну, и он так толком и не поправился. Скорее всего, он возлагал все надежды на фондовый рынок.
— Так ты знаешь, что именно оставила мне тетя Летти? — спросила Каролина. — Если деньги, то я отдам их тебе.
— Да, знаю, так уж вышло. Она назначила меня своей душеприказчицей. У нее есть сберегательный счет, там около тысячи фунтов, но кроме него, ничего, в общем, и нет, только ее одежда и пара оставшихся от матери драгоценностей. Ничего особо ценного. А, есть еще коробка в ее платяном шкафу, на ней написано твое имя. Ей было очень важно, чтобы та оказалась у тебя.
Каролина подняла взгляд.
— Коробка. Это она и пыталась сказать. «Коробка. Вон там».
Бабуля кивнула.
— Она упоминала эту коробку в тот день, когда говорила, что не надо ее лечить — как будто знала, что скоро умрет. Сказала: «Позаботься, пожалуйста, чтобы Каролина ее получила». Я не знаю, что в этой коробке. Она мне не говорила.
— Я не хочу сейчас идти туда за коробкой. Это как-то неуважительно, — сказала Каролина.
Коробка с ее именем. Может быть, там драгоценности, о которых Летти не рассказывала сестре, или деньги, которые она припрятала…
— Бабушка Летти не будет против, — с улыбкой ответила бабуля. — Ее там даже уже нет, только тело, которое ей больше не нужно. А она, я думаю, смотрит на нас сверху и улыбается. И она всегда настаивала, чтобы я проследила, как ты забираешь коробку.
Каролина поколебалась. Потом она встала, прошла к спальне бабушки Летти, на цыпочках прокралась в нее, поглядывая на кровать, словно до сих пор надеясь, что старушка откроет глаза и повернется к ней, и распахнула дверцы шкафа. Оттуда пахнуло средством от моли и чуть-чуть «Же Ревьен» — любимыми духами бабушки Летти. На верхней полке обнаружилась шляпная коробка, но в ней лежало лишь несколько старомодных шляпок. А затем в самом углу Каролина нашла простую старую картонную коробку и осторожно вытащила ее из шкафа. На крышке была наклейка с надписью: «Отдать Каролине Грант после моей смерти. Пожалуйста, проследи, чтобы она все получила».
Каролина была почти уверена, что от кровати до нее донесся тихий вздох удовлетворения, когда она вышла из спальни с коробкой в руках. Она поставила свою ношу на стол перед бабулей и сказала:
— Интересно, что же там может быть настолько для нее важное. Как думаешь, открыть сейчас?
— Конечно, пока мы обе не умерли от любопытства, — засмеялась бабуля.
Каролина подняла крышку. Внутри оказалось два альбома в кожаных переплетах и коробочка для ювелирных изделий. Сердце ее забилось сильнее, она открыла коробочку и проглотила недовольное восклицание, понимая, как грубо было бы сейчас продемонстрировать свое разочарование. В коробочке лежало старомодное колечко с рядом маленьких бриллиантиков, нитка стеклянных бус и три ключа. Два из них выглядели старыми, может, даже антикварными: медный ключ, увенчанный фигуркой вроде бы крылатого льва, и большой железный, им бы в самый раз запирать какие-нибудь казематы. Третий ключ был обыкновенным, серебристым, то ли от шкафа, то ли от серванта, то ли от шкатулки.
— А это еще что? — по голосу бабули стало ясно, что она просто поражена. — Ключи? Откуда у нее ключи?
— Ты ни один не узнаешь?
— Конечно, нет. Понятия не имею, зачем ей понадобилось столько старых ключей. Она была не из тех, кто собирает всякое барахло. Я всегда считала, что она склонна к минимализму и совершенно не сентиментальна.
— А кольцо и бусы? — спросила Каролина. — Они что, ее любимые?
— Никогда не видела, чтобы она их надевала. Ей нравилось носить брошь, которую она унаследовала от нашей матери. Но в остальном она вроде бы не увлекалась украшениями.
Каролина уже отложила ключи, вытащила оба альбома и открыла один из них. На внутренней стороне обложки обнаружилась надпись: «Джулиет Браунинг. Начато: Венеция, 1928 год».
— А-а, это альбом для этюдов, — сказала она. — Рисунки. Так вот о чем говорила бабушка Летти. Она хотела, чтобы я забрала их. Я даже не знала, что она занималась рисованием.
— Одно время она была очень им увлечена, — объяснила бабуля. — Даже, представляешь, училась в художественной школе. Ее считали многообещающей.
Каролина в изумлении вскинула голову.
— В художественной школе? Она никогда даже не упоминала ничего подобного.
Бабуля покачала головой.
— Да, она вообще не распространялась о своей жизни. Конечно, ей пришлось бросить учебу, когда наш отец потерял все деньги и умер. Я помню, как она сильно из-за этого расстраивалась. Ей удалось устроиться в ближайшую женскую школу учительницей рисования. Ну, кто-то же должен был содержать нас с мамой. Я ведь на шесть лет младше и еще училась тогда в школе.