Однако этот страх испарился, когда она извлекла свой путеводитель и принялась информировать меня о каждом здании, мимо которого мы проплывали:
— Слева палаццо Барзицца, обрати внимание на его фасад тринадцатого века. А вон тот большой дом — палаццо Мочениго, там когда-то останавливался лорд Байрон…
Это продолжалось, пока от своего причала не отошел переполненный вапоретто. Наша лодка опять закачалась, и тетя чуть не упустила книжку в мутные глубины.
Как раз когда меня уже стало слегка подташнивать, перед глазами возник еще один мост — более зыбкий, металлический пешеходный мост, который высоко поднимался над каналом. Я думала, что тетушка Го сейчас произнесет «Экко иль понте такой-то и сякой-то», но она вместо этого сказала:
— Ага, вот и мост Академиа. Мы почти на месте. Это хорошо, а то меня что-то начинает укачивать. Морская болезнь.
— Ты хочешь сказать, канальная болезнь, правда? — спросила я, и она улыбнулась в ответ.
— На том берегу академия, видишь? Такое здание из белого мрамора у моста. Если бы ты изучала искусство в Италии, то постаралась бы поступить именно сюда. Ля Академиа ди Белле Арти. Академия изящных искусств. А еще там лучшее собрание живописи в Венеции. Нам определенно надо его увидеть.
Пока она говорила, мы свернули с Гранд-канала в маленький, боковой, и причалили возле какой-то изрядно истершейся лестницы. Будто по волшебству набежали люди, вытащили нас из гондолы и похватали багаж. Подойдя к гондольеру, чтобы расплатиться, тетя Го повела себя так, словно ее ужаснула сумма, которую тот назвал. На своем высокопарном итальянском она вопрошала гостиничных носильщиков, правильная ли это цена, или нас, чего доброго, пытаются надуть.
— Вы видите двух беззащитных англичанок, — сказала она, вновь переходя на родной язык, — и думаете, что можете ограбить их, лишив скромных сбережений. Поступите ли вы так с собственной матерью? С собственной бабушкой? — Потом она повторила все это по-итальянски.
Гондольер смутился. Носильщики заулыбались. Потом гондольер пожал плечами.
— Хорошо, — проговорил он наконец, — я возьму с вас всего двести лир. Но только потому, что у вас было долгое путешествие и эта юная леди выглядит усталой.
Тетушка Го триумфально прошествовала в фойе не блиставшего роскошью желтого гостиничного здания с зелеными ставнями, где к ней с распростертыми объятиями вышел седовласый мужчина.
— Дорогая, дорогая синьорина Марчмонт, вы к нам вернулись. Тысячу раз добро пожаловать!
Теперь, видя, как тетушку встречают в этом пансионе, я поняла, почему он так ей нравится. Если честно, меня разочаровало, что мы не поселились в одном из палаццо на Гранд-канале, но тетя Гортензия говорила мне, и не раз:
— В Венеции есть лишь одно место, где можно остановиться, и это пенсионе «Реджина», пансионат «Королева». А все потому, что там есть сад. Когда устанешь от жары и осмотра достопримечательностей, можно посидеть в тенечке и выпить свежего лимонаду.
По мраморной лестнице мы поднялись в большую, богато декорированную угловую комнату с выходящими на две стороны окнами, расписным деревянным потолком и мебелью, которая выглядела так, точно ее привезли из музея. Ладно хоть у двух кроватей с накрахмаленными белыми простынями был более-менее современный вид, а у окна с видом на сад и краешек Гранд-канала стояли письменный стол и стул. Я подошла к окну, распахнула его и высунулась наружу. Меня приветствовал аромат жасмина.
— О да, — сказала тетя Го, проинспектировав нашу ванную, — весьма удовлетворительно.
Пока я стояла у окна, начали звонить колокола, и их звон разносился над каналами. Мимо проскользила гондола, и на этот раз гондольер оказался молодым красавчиком. Я почувствовала, как у меня поднимается настроение. Я впервые была в Европе, в Венеции, и собиралась извлечь из этого все, что только возможно.
21 мая 1928 года
Проснулась я тоже от колокольного звона. Похоже, в этом городе безумное количество церквей и никому не дозволено спать допоздна! Я подошла к окну и распахнула ставни, которые по требованию тетушки Го с вечера закрыли от комаров. Звук колоколов эхом разносился по всему городу, небо над которым было идеального голубого цвета. По этой голубизне, пикируя, носились крошечные мальтийские кресты ласточек, раздавались чаячьи вопли, а внизу по двору, напыжившись, расхаживали голуби.
— Город колоколов и птиц, — довольно заметила я.
В этот момент мимо проплыл катер, и рокот мотора отразился от стен узкого ущелья между домами. Город колоколов, птиц и лодок, мысленно поправилась я.