Я стремительно обернулась и увидела, как из магазина выходит ошеломляюще красивая и модно одетая женщина в алом топе с открытыми плечами и широких белых брюках из льна. Ее темные волосы были перехвачены красной лентой, рот под слоем алой помады напоминал открытую рану. Интересно, это жена Лео, Бьянка, или в этом городе живет несколько синьор Да Росси? В первом случае, по-моему, Лео не на что жаловаться.
Я провожала женщину взглядом, пока она спускалась по каменным ступеням моста. У его подножия из тени выступил мужчина. Высокий, темноволосый; в первый миг мое сердце подпрыгнуло, потому что мне показалось, будто это Лео. Но нет, это был совершенно другой человек. Женщина открыла коробочку, которую держала в руках, демонстрируя ее содержимое. Мужчина одобрительно кивнул, достал из коробочки тяжелое золотое ожерелье, и женщина повернулась к нему спиной, чтобы он надел украшение ей на шею. Она повернулась обратно, красуясь ожерельем, мужчина снова одобрительно кивнул, потом она шагнула вперед и подняла голову для поцелуя. Мужчина поцеловал ее, погладил по щеке, скользнул рукой по голому плечу, а потом они разошлись в разные стороны.
Я попыталась осмыслить увиденное. Действительно ли это была жена Лео? И если так, то кто тогда этот мужчина? Возможно, родственник, но по тому, как он на нее смотрел, я скорее предположила бы, что любовник. Знает ли об этом Лео? Беспокоит ли его происходящее? Внутри меня вдруг поднялась волна горячей ярости: эта женщина заполучила того, о ком я так мечтала, и явно абсолютно этого не ценит. Если она совершенно не скрывает своих связей в таком городе, как Венеция, Лео наверняка должен знать о ее неверности.
Однако я постаралась направить свои мысли в более благожелательное русло. Возможно, она не то чтобы неверна в буквальном смысле слова, просто ей нравится, когда ее обожают и боготворят другие мужчины. Ведь Лео же говорил, что она балованный ребенок. Я решила пройтись, но злость никак не исчезала, а вдобавок к ней явилось еще и понимание, что Венеция, в сущности, город маленький. Если я столкнулась с синьорой Да Росси почти сразу по приезде, то наверняка скоро встречусь и с ее мужем. И как я это переживу? Хватит ли у меня стойкости и решимости просто вежливо улыбнуться и идти себе дальше? Непременно должно хватить.
После этого день для меня оказался испорчен. Я планировала сделать покупки на рынке, приобрести цветов в свою комнату и, может, букетик для моей хозяйки, но не смогла придумать ничего, что внесло бы в жизнь радость или красоту, поэтому просто зашла в маленький кафетерий и взяла там кофе с парочкой сэндвичей. В будущем надо будет есть на обед что-то более существенное, раз уж вечерние трапезы у синьоры Мартинелли не слишком обильные. Вчера вечером она подала нарезанное ломтиками яйцо вкрутую с помидорами, моцареллой и хлебом из муки грубого помола. Похоже, мясо в Италии — роскошь, зато рыба тут разнообразная и дешевая. Я намекнула хозяйке, что люблю рыбу, но та ответила, что не готовит рыбных блюд, чтобы квартира не провоняла. Значит, я буду есть рыбу за обедом.
Я принесла покупки домой и получила от синьоры Мартинелли неодобрительный взгляд.
— Надеюсь, в моем доме вы никогда не будете пользоваться красками, — заявила она.
Да уж, мою хозяйку нельзя назвать душевным человеком. Я обнаружила, что вспоминаю дом, свою уютную комнату, обильную мамину еду. Я здесь всего три дня, а уже начинаю ностальгировать. Должно быть, встреча с Бьянкой Да Росси всерьез меня огорчила. Узнать, что она красива, уже достаточно неприятно. Узнать, что ей, судя по всему, нет до Лео никакого дела, еще хуже. Я сказала себе, что это все вообще не моя забота. Я должна жить своей жизнью.
6 июля
Сегодня у меня был первый день занятий. Синьора Мартинелли сварила на завтрак яйцо, будто почувствовала, что для меня это важное событие, так-то она определенно дала понять, что яйца — роскошь, приберегаемая для воскресений. День был ясным и ветреным, и это хорошо, потому что, когда ветра нет, от каналов идет неприятный запах. Я зажала портфель под мышкой и отправилась навстречу своей судьбе. Звучит довольно пафосно, не правда ли? Но так оно и ощущалось. Я шла навстречу своему шансу сбежать от обыденности, рутины, скуки, навстречу возможности по-настоящему раскрыть свои способности.
Первое занятие было из курса, посвященного свободе выразительных средств в живописи; именно его я одновременно особенно боялась, но и сильнее всего предвкушала. Я поднялась по мраморной лестнице, потом по другой, более скромной, и вошла в зал, где пахло скипидаром и масляными красками. Это было прекрасное помещение — недаром же академия располагалась в бывшем дворце: с высоким сводчатым потолком и огромными окнами, в которые лились косые лучи света. Я осмотрелась и увидела, что больше половины студентов уже тут. Они расставляли мольберты, раскладывали кисти и карандаши. Я пробралась в свободный уголок. Похоже, никто меня не заметил. Я осмотрелась еще раз: некоторые из тех, кто пришел сюда, выглядели невероятно юными, не старше девочек из школы, где я учительствовала, а моих ровесников тут точно не было. Я вынула альбом, неуверенно разложила карандаши, уголь, краски и кисти, не зная, будем ли мы в первый же день писать маслом, но потом заметила у стены раковину и множество банок с краской.