Проводив задумчивым взглядом Альбино, я отправился смотреть, как готовят корабль к отплытию, подмечая всё, что меня интересовало. Симбионт поглощал всё, раскладывая информацию так, чтобы я мог потом её спокойно обдумать и проанализировать.
— Ваше Высокопреосвященство, — капитан, оглядываясь по сторонам, воровато протянул кардиналу блюдо с целой тушкой жаренной курицы, — умоляю вас, заберите от меня это маленькое исчадие ада.
— Сын мой, не богохульствуй! — строго ответил тот, но птицу взял. На судне, с едой было всё в порядке, но уж больно однообразной она была во время путешествия, так что целиком жаренных уток или куриц подавали к столу редко и тем ценнее была «взятка» от капитана, которого кардинал прекрасно понимал. Сам пострадал в первую же неделю плавания, когда ребёнок, которого он сопровождал, подошёл с вопросом:
— Сколько языков и диалектов знает такой великий человек, как кардинал Альбино? Священнослужитель тяжело вздохнул, вспоминая свой ответ. Что стоило немного слукавить и не говорить всю правду? Ведь Бог не наказал бы своего верного раба за это маленькое прегрешение? Поскольку честный ответ повлёк за собой бессонные ночи и нескончаемо длинные вечера, когда маленький дьявол не хуже палача вытягивал из него всё, что знал кардинал. Обучаясь с такой стремительной скоростью, что Альбино стал понимать, что заинтересовало Папу в этом отпрыске венецианского купеческого дома. Причём никакие слова или угрозы не могли на него повлиять, тот выполнял накладываемые на него епитимии с той же ужасающей скоростью, что и учебные задачи, накидываясь на него с новыми силами изголодавшегося волка. Кардинал в конце концов смирился, подумав, что это испытание крепости его духа, посланное Господом и постарался сделать так, чтобы ребёнок быстрее от него отстал, а потому дал ему всё, что тот хотел. Это и правда оказалось правильным решением. Заговорив на четырёх диалектах, тот ушёл мучать матросов и капитана, узнавая о корабле и мореплавании, оставив наконец кардинала в покое.
И вот когда Альбино уже думал, что спокойствие наконец наступило, к нему потекли ручейки людей, которые умоляли его успокоить разбушевавшегося малыша, который казалось был везде. Каждую секунду любой мог вздрогнуть о раздавшегося за спиной вопроса, и вежливой улыбки прилипчивого ребёнка. Тот познавая новое для себя дело и замучил всех вопросами так, что капитан готов был сам выпрыгнуть за борт, лишь бы не видеть рядом с собой третьего сына семьи Дандоло. Причём его родной дядя, которому сначала пытались жаловаться на племянника, сразу от всего открестился, сказав, что от этого ребёнка можно избавиться только двумя методами: первый — выбросить его в море и второй, дать ему то, что тот хочет. А поскольку первый, самый простой вариант он сам бы не одобрил, так как ребёнок был ему родственником, то дядя посоветовал всем смириться, поскольку это обычное для этого ребёнка поведение с детства. Тот также всех в своё время доставал во дворце, суя свой нос везде, куда только мог добраться. Так что это «испытание Витале», как он это назвал, он в своё время тоже прошёл, хоть оно и стоило ему нескольких седых прядей на голове.
Экипаж и главное капитан, поняв, что справедливости от родни маленького исчадия можно было не ждать, направили делегатов к кардиналу, единственному по их мнению, кто сможет его остановить. К их несчастью, того тоже заботило собственное спокойствие, ведь Альбино прекрасно понимал, что будет, если запретить ребёнку изучать корабль, он конечно же вернётся к нему самому. Расспрашивать о Риме, порядках царивших у Священного престола и много чём другом, интересовавшем Витале. Так что кардинал, забрав птицу, малодушно решил, что каждый должен смиренно пройти свой путь, о чём и сказал капитану, ожидавшему его решения с мольбой во взгляде.