…если вы не способны нарисовать эти вещи, вы можете хотя бы привязаться к ним. Вы привязываетесь даже к старым скамейкам из красного мрамора, местами стертым штанами многих поколений, прикрепленным к основаниям тех широких пилястров, чья драгоценная облицовка восхитительно побурела от времени, и покрытые легким серым налетом едва заметные впадины и выпуклости говорят об ее почтенном возрасте.
Глава четвертая
Венеция дожей: Дворец дожей
Дворец дожей (палаццо Дукале) играл многоплановую роль в жизни Венеции. Здесь располагался своего рода административный центр, проходили заседания правительства, вершилось правосудие. Во дворце находились личные покои дожа, комнаты для совещаний, огромный зал для заседаний Большого совета и тюремные камеры. Изначально (первый дворец на этом месте построили, скорее всего, в IX веке) он был еще и крепостью, но со временем эта его функция стала играть все меньшую роль — в основном благодаря существованию хороших укреплений у входа в лагуну. Стремясь подчеркнуть мощь и богатство Венеции, его украшали не орудийными башнями и пушками, а самой драгоценной и изысканной отделкой, включая картины Веронезе, Тинторетто и им подобных. Так, на радость любителям венецианского искусства и архитектуры, Дворец дожей стал сокровищницей, хранилищем величайших шедевров своего времени.
Дворец занимал центральное место в жизни Венецианской республики и до сих пор является для венецианцев одним из основных символов их славного города. Вместе с куполами и кампанилой Сан-Марко его бело-розовый фасад (результат перестройки в середине XIV века) определяет вид города с моря, от церкви Санта-Мария делла Салюте и до церкви Сан-Джорджо Маджоре. Огромный балкон был достроен, отчасти чтобы впустить побольше света в зал Большого совета, в 1404 году. Историк архитектуры Дебора Говард рассказывает о том, как устроен фасад:
Трудно рассматривать такой привычный памятник, как Дворец дожей, объективно, потому что глаз привык к его пропорциям за долгие годы знакомства. Любое изменение в его внешности покажется неправильным и дисгармоничным. Это как великое музыкальное произведение: каждый отрывок является неотъемлемой частью единого целого, и близкое знакомство вполне может помешать пониманию. И вот в чем состоит один из секретов успеха монументального творения. Огромное пространство сплошной стены в верхней части здания кажется нам легким и воздушным благодаря мерцающему узору из ромбов красного и белого мрамора, а нижняя аркада, где, по сути, пустот больше, чем стен, выглядит мощной и крепкой благодаря ряду приземистых колонн и простых готических арок. Нет ощущения, что верхняя часть тяжелее нижней, и баланс света и тени выстроен идеально.
Элементы, заимствованные из мусульманской архитектуры, делают фасад уникальным. Говард отмечает, что «ажурная резьба по мастерству исполнения напоминает мавританские образцы, а причудливые зубцы вдоль края крыши кажутся более подходящими египетской мечети, чем дворцу итальянской общины». Венеция начала завязывать отношения с Восточным Средиземноморьем и Ираном задолго до взятия Константинополя турками в 1453 году.
На нижних уровнях фасады, выходящие на Моло и Пьяццетту, богато украшены резьбой. На углу рядом с Понте делла Палья находится большой барельеф — «Опьянение Ноя» работы Филиппо Календарио — возможно, он же и был главным архитектором дворца. Нетвердо стоящий на ногах, пошатывающийся Ной проливает вино из своего кубка, его терпеливый сын Сим прикрывает наготу отца, а справа хмурится Хам, который, очевидно, относится к происходящему несколько иначе. Тему человеческих слабостей Календарио продолжает в другом барельефе — «Адам и Ева» — на углу между Моло и Пьяццеттой. Слабость следует прощать либо осуждать, как во дворце и на близлежащей Пьяццетте, где проходили казни. По иронии судьбы, самого Календарио повесили в 1355-м за участие в заговоре дожа Марино Фальеро. Когда в 1420-м году дворец расширили вдоль Пьяццетты и вплоть до базилики, Бартоломео Бон посвятил свой барельеф теме правосудия, создав «Суд Соломона» (рядом со входом во дворец Порта делла Карта, над которым он тоже работал). Бон запечатлел тот драматический момент, когда палач поднял беззащитного младенца за руку и готовится нанести удар; настоящая мать ребенка в ужасе, а за ней — притворная мать невозмутимо смотрит на происходящее; спокойный мудрый Соломон со своего трона предотвращает убийство в последний момент, но без спешки: видно, что он все обдумал заранее, в отличие от других не столь мудрых судей. Эта сцена подразумевала, что внутри здания царит та же атмосфера истинного правосудия.