Расположенные поблизости от виа Гарибальди Общественные сады еще больше удивили бы браунинговского рассказчика. Вместе с другими островками зелени в правой части города сады образуют настоящий лес, который вы непременно заметите, подплывая на лодке со стороны Лидо. Некогда здесь располагался зверинец, куда и сам Браунинг, знавший Венецию несколько лучше персонажа своей «Токатты», регулярно наведывался, чтобы исполнить ритуал, выдававший в нем истинного англичанина. Его подруга Кэтрин де Кей Бронсон вспоминала пожилого поэта и его сестру Сарьянну.
Они неизменно приносили с собой много печенья и фруктов для плененного слона, о чьей одинокой участи поэт, страстный любитель животных, нередко упоминал с состраданием. Огромный бабуин, заключенный во флигеле, когда-то служившем теплицей, тоже стал предметом его интереса. К счастью, этот зверь никакого сочувствия не пробуждал, так как выглядел здоровым и довольным судьбой, и одинаково радовался как самим посетителям, так и ежедневно приносимым ему лакомствам. Пожелав доброго утра и приятного аппетита этим двум животным, поэт мимоходом приветствовал двух прекрасных газелей, затем удостаивал беглым взглядом пеликанов, страусов и удивительных изящных кенгуру.
Удивительных изящных кенгуру давно нет и в помине, остались только овеянные тишиной деревья и зеленая трава, и даже сейчас случается, что здесь царит тот же покой и умиротворение, что и во времена Жорж Санд, которая бродила здесь когда-то, встречая на своем пути лишь «нескольких старых ворчунов, глупых курильщиков да желчных меланхоликов». Элегантные венецианские леди, отмечала писательница, слишком боялись жары — или холода — а «культурные мужчины предпочитают места, где они могли бы встретить представительниц прекрасного пола: театр, conversazioni[1], кафе и затененную Пьяццетту в семь часов вечера».
В Венеции есть не только улицы и сады (очень немного), но и площади: маленькие — corti, небольшие — campielli, и campi — побольше. Иногда на кампо людно, довольно часто там можно найти одно-два кафе, антикварный магазин (кампо Бандьера-э-Моро), аптеку (кампо Сан-Стин); многие из них окутаны тишиной и безлюдны, как и большая часть Венеции, раскинувшаяся в стороне от основных достопримечательностей. Соседи встречаются здесь вдвоем или втроем посидеть, поговорить, да изредка мимо проедет ребенок на велосипеде. Только пьяцца Сан-Марко настолько велика, что достойна гордого звания «пьяцца» (площадь), но даже здесь — где еще, кроме Венеции, встретишь такое в наши дни? — звучат лишь людские голоса. (Есть еще Пьяццетта — пространство между Сан-Марко и берегом. Она находится слева от пьяццы Сан-Марко и называется пьяццетта Джованни XXIII — в честь папы-реформатора, который до избрания был венецианским патриархом, — но из-за украшающих ее львов из красного мрамора ее чаще называют пьяццетта деи Леончини.) И конечно, важной составляющей города является множество мостов, соединяющих многочисленные островки, из которых и состоит Венеция. Именно с них открываются великолепные виды на узкие каналы и выстроившиеся вдоль берегов дома, лодки, до краев груженные фруктами, напитками, бакалейными товарами и строительными материалами. Приезжие непременно заблудятся, если им не хватает умения или воображения, чтобы ориентироваться по карте (спасти их может лишь врожденный инстинкт направления, присущий кошкам и перелетным птицам), и обнаружат, что нет никакой возможности отыскать заманчивые ресторанчики, мимо которых они проходили буквально несколькими минутами раньше, но зато улицы и переулки, пройденные уже час назад, вдруг снова возникают за ближайшим поворотом. А заботливо развешенные по городу указатели на Сан-Марко, Риальто, вокзал и пьяццале Рома только помогут путнику убедиться, что он идет в совершенно неверном направлении. Чтобы взбодриться — особенно если хотите как можно скорее увидеть церковь Джезуати (Санта-Мария дель Розарио), пройдите вдоль по рио Тера Фоскарини ди Сантаньезе, мимо галерей Академии, и вскоре, к вашему полнейшему изумлению, она выведет вас прямиком к набережной Дзаттере.