Главным шедевром Тинторетто многие считают «Распятие Христа» на дальней стене зала делль Альберго. Эта комната отделана темным деревом, свет приглушен, и здесь нет ни одной из тех довольно интересных, но несколько гротескных и даже нелепых резных работ Франческо Пьянта, что украшают Большой зал. Размер «Распятия» (12 м в ширину и 5 м в высоту) призван подчеркнуть судьбоносность произошедшего на Голгофе для будущего человечества. На фоне темного неба, освещенного мертвенно-бледным предгрозовым светом (в Евангелии от Луки сказано: «…и сделалась тьма по всей земле») сгруппированы фигуры плакальщиков, очевидцев, троих распятых, солдат, лошадей. Но так как для христиан сцена распятия обращена лично к каждому, а не только ко всем вместе, персонажей картины можно рассматривать индивидуально. Два солдата, сидя на корточках среди скал, бросают кости, кому достанется одежда Христа, у подножия креста Богоматерь в обмороке, а остальные, включая Святого Иоанна и золотоволосую Магдалину, смотрят вверх, не в силах оправиться от шока. Справа (для Христа — слева) все еще прикрепляют к кресту нераскаявшегося разбойника. Слева (для Христа — справа) — раскаявшийся, чей крест как раз поднимают, смотрит на Спасителя с верой и надеждой. А Спаситель устремляет на него ответный взор, и в глазах его читается обещание: «ныне же будешь со Мною в раю». Два разбойника, один из которых все еще символически привязан к земле, а другой поднимается вверх вместе с Христом, олицетворяют собой выбор, предлагаемый людям. Этот момент еще больше подчеркивается, возможно, с некоторой долей земного тщеславия, тем, что некоторые из присутствующих на картине — не абстрактные персонажи, а вполне реальные члены братства.
Джон Рескин (надо признать, он подобно мистеру Тоуду зачастую проявлял чрезмерный энтузиазм и склонность к смене настроений и пристрастий) практически не принимал всерьез Тинторетто, пока впервые не посетил скуолу в сентябре 1845-го. Он тут же изменил мнение на диаметрально противоположное и, что весьма для него характерно, незамедлительно высказал его: «Никогда еще мне не случалось быть настолько сраженным силой человеческого интеллекта, как сегодня перед картиной Тинторета», — пишет он отцу. (В 1845-м называть Тинторетто «Тинторетом» было не менее привычным, чем называть Рафаэлло Санцио «Рафаэлем Санти», но сегодня это слово еще и передает личную привязанность Рескина к художнику, а не только благоговение перед его работами.) В картинах, посвященных жизни Христа, он «набрасывается на вас, как Левиафан, и земля и небеса смешиваются воедино. Сам М. Анджело [Микеланджело] не смог бы с такой силой бросать своих персонажей в пространство, да и само пространство М. Анджело рисовал так, что по сравнению с картинами Тинторета оно покажется пустой скорлупкой». А в «Камнях Венеции» он заключает, что «Распятие Христа» «выше всяких похвал и сложнее любого анализа».
Поблизости есть и еще более крупное здание, в отличие от Скуолы Гранде ди Сан-Рокко, наполненное светом: церковь Санта-Мария Глориоза деи Фрари (начало строительства — около 1330 года, окончание — 1440-е годы). Если в скуоле доминируют работы одного художника, церковь Санта-Мария Глориоза деи Фрари предоставляет вниманию посетителей картины от Средневековья до неоклассического периода. Но в целом остается ощущение гармонии. Сюда стоит прийти просто прогуляться среди картин и, не прилагая особых усилий, насладиться искусством. Стоя в задней части нефа, вы охватите взглядом не отдельные черты, а просторное, довольно обычное помещение, большие колонны, деревянные стропила, своды, подчеркнутые красным кирпичом, а в перспективе (церковь достигает 82 метров в длину) за перегородкой работы Пьетро Ломбардо конца XV века просматривается главный престол, увенчанный «Успением» Тициана. Искренность и естественность эффектов отражает францисканское стремление к простоте, где проповедь важнее ритуала. Впрочем, когда братья пели на хорах, невидимые для собравшихся, эффект был, вероятнее всего, мистическим.