В 976 г., когда первоначальную базилику погубил пожар, мощи святого Марка, согласно преданию, исчезли бесследно. В то, что они сгорели, никто не верил; проблема, однако, заключалась в том, что все три человека, которые знали, где в точности хранится реликвия, погибли при пожаре. Когда наконец достроили новое здание, был объявлен трехдневный пост для всех горожан. Дож и патриарх со всеми епископами и священниками лагуны на протяжении этого времени усердно молились о повторном обретении драгоценной реликвии. На третий день (25 июня) их молитвы были услышаны. Посреди торжественной мессы из южного трансепта внезапно донесся оглушительный грохот. Взоры присутствующих обратились туда, и все увидели, что одна из несущих колонн храма рухнула, а под ней открылось отверстие, из которого торчала человеческая рука. Все поняли, что она принадлежит евангелисту; среди всеобщего ликования мощи святого извлекли из тайника и перезахоронили в крипте собора. Там они и оставались до 1836 г., а затем были перенесены под главный алтарь, где находятся и по сей день[73].
Вправду ли освящение третьей, и последней, базилики Святого Марка сопровождалось столь наглядным знамением милости Божьей, или это всего лишь легенда, но само появление этого собора имело огромное значение не только для обитателей Венеции. Ни в одном из городов западного мира – ни в Равенне, ни в Ахене, ни даже в самом Риме – еще не воздвигали настолько величественных строений во славу христианского Бога. Собор Святого Марка стал зримым свидетельством не столько благочестия венецианцев (которые вообще-то не выделялись особой набожностью среди своих соседей), сколько их богатства, масштабов их торговой империи и того особого, еще не знакомого другим городам и странам Европы чувства национальной гордости, которое все чаще побуждало их расходовать личные средства на украшение и прославление своего города. На это наверняка обращали внимание высокопоставленные гости: и император Генрих IV, посетивший Венецию летом 1095 г., и все бесчисленные властители и монархи, на протяжении последующего столетия проезжавшие через город по пути на Восток и обратно. Но прежде чем в Венецию хлынул этот поток гостей, всего за несколько недель до приезда императора, Витале Фальеро умер от чумы. Его похоронили в соборе Святого Марка на Рождество; там, справа от центрального входа, его усыпальница стоит и поныне (это старейший надгробный памятник Венеции, сохранившийся до наших дней). Провести республику через бурные годы конца XI столетия – годы Первого крестового похода – выпало на долю следующему дожу.
7
По следам Крестового похода
(1095–1130)
Во вторник 27 ноября 1095 г., когда дож Фальеро лежал на смертном одре, папа Урбан II обратился ко всему западнохристианскому миру с призывом защитить Восток от сарацинской угрозы. Многие откликнулись на этот призыв с большим энтузиазмом. Всего через несколько дней, 1 декабря, граф Раймунд IV Тулузский и множество его вассалов заявили о готовности к походу. Под знамена крестоносцев устремились и аристократы, и простые крестьяне из всех уголков Европы – из Нормандии и Фландрии, Дании, Испании и даже Шотландии. Не стала исключением Италия; папе даже пришлось направить жителям Болоньи письмо, в котором он предостерегал их от излишнего рвения и напоминал, что для участия в походе необходимо разрешение священника, а для женатых мужчин – еще и согласие жены. Правивший дальше к югу Боэмунд, сын Роберта Гвискара, который теперь носил титул князя Тарентского, воспользовался долгожданным случаем собрать собственную армию, пусть и небольшую. Пиза и Генуя, быстро набиравшие влияние на море, тоже стали снаряжать флот – в надежде, что на Востоке перед ними откроются новые перспективы.
73
Чудесное обретение мощей святого Марка изображено на двух восхитительных мозаиках конца XIII в., украшающих дальнюю стену южного трансепта. Рядом с ними, на первой колонне слева от южного алтаря, можно увидеть табличку, отмечающую точное место, где произошло чудо.