Среди первых городов, вступивших в Лигу, была Венеция. Предложить сухопутные войска она не могла, но обещала предоставлять союзникам флот для любых целей и повсюду, куда корабли могли добраться вдоль побережья лагуны или по впадавшим в нее рекам. Кроме того, республика взяла на себя обязательство уделять союзникам часть любых субсидий, какие могли поступить ей из Константинополя или Палермо, а также не объявлять войны и не заключать мира ни с кем без предварительного согласия Лиги. Надо признать, что все эти условия были не слишком обременительными. Радиус, в пределах которого венецианский флот обязался поддерживать интересы Лиги, был невелик; о том, чтобы отправить корабли туда, откуда их нельзя будет срочно отозвать по первому требованию, не было и речи. Тем не менее достаточно очевидно, что республика снова обратила взоры на Запад – если не ради торговли, то, по крайней мере, в области дипломатических связей. Присоединившись в 1167 г. к Ломбардской лиге, она фактически проявила такой интерес к делам материковой Италии, какого не выказывала ни разу за все пять веков своего существования.
Тем временем отношения с Византией продолжали ухудшаться. На это имелся ряд причин, и виноваты в этом до некоторой степени были обе стороны. В то время численность латинян, постоянно проживавших в Константинополе, составляла, по приблизительным оценкам, не менее 80 тысяч, и все они пользовались особыми льготами, которые даровали им в минуты слабости сам Мануил и его предшественники. Из всех западных диаспор в Византии венецианская была самой многочисленной, привилегированной и одиозной. Никита Хониат, глава дворцового секретариата в Константинополе, жаловался, что «венетики… размножились и усилились, приобрели огромное богатство и стали выказывать гордость и дерзость», не обращая внимания «на царские угрозы и повеления». Возможно, он был не так уж и не прав: венецианцы никогда не отличались скромностью, а их община в Константинополе наверняка давала местным жителям немало поводов для жалоб. Но как бы ни насмехались над Мануилом Комнином венецианские моряки во время осады Корфу, ни одному венецианскому торговцу, будь то на Риальто или на берегах Босфора, не пришло бы в голову его недооценивать. Уже несколько лет республика в тревоге наблюдала за тем, как ее главные торговые конкуренты – Генуя, Пиза и Амальфи – постепенно укрепляли свои позиции в тех областях, которые прежде были исключительной прерогативой Венеции; и было совершенно очевидно, что этот процесс – часть продуманной политики Мануила и его отца, стремившихся ослабить венецианское влияние. Беспокойство вызывали и недавние события в Далмации. С 1162 г. Венеция находилась в состоянии войны с венгерским королем Иштваном III, который за пять лет ухитрился захватить практически все прибрежные города, кроме Зары. Затем, в 1167 г., на сцену вышел Мануил Комнин и, одержав решающую победу над Иштваном, забрал все эти города и земли, только что завоеванные венграми. Едва ли император не понимал, как это разозлит венецианцев; а уж когда он заявил, что собирается основать постоянное византийское поселение в Анконе – а в отдаленной перспективе и возродить древний Равеннский экзархат, – и даже имел дерзость обратиться к Венеции за помощью в этом начинании, граждане республики выразили свое отношение к происходящему совершенно недвусмысленно.
В этой атмосфере взаимных подозрений и обид, в начале 1171 г. было совершено нападение на новую генуэзскую колонию в Галате – районе Константинополя на северном берегу Золотого Рога. Поселение было разорено и почти уничтожено. Кто за этим стоял, осталось неизвестным, но Мануил не преминул воспользоваться удобным случаем возложить вину на венецианцев. 12 марта он отдал приказ немедленно арестовать всех граждан республики на территории Византии и конфисковать их имущество и суда. Лишь немногим удалось бежать на византийском боевом корабле, который предоставил им соотечественник, состоявший на имперской службе. Большинству повезло куда меньше: в одной только столице было схвачено около десяти тысяч человек, а когда тюрьмы переполнились, арестованных стали размещать в монастырях.