Мы постояли на набережной у закрытых дверей академии и зашагали дальше в сторону стрелки острова.
“…Этот город захватывает дух в любую погоду, разнообразие которой, во всяком случае, несколько ограничено. А если мы действительно отчасти синоним воды, которая точный синоним времени, тогда наши чувства к этому городу улучшают будущее, вносят вклад в ту Адриатику или Атлантику времени, которая запасает наши отражения впрок до тех времен, когда нас уже давно не будет. Из них, как из обтрепанных рисунков сепией, время, может быть, сумеет составить, по принципу коллажа, лучшую, чем без них, версию будущего. В этом смысле все мы венецианцы по определению, поскольку там, в своей Адриатике, или Атлантике, или Балтике, время, оно же вода, вяжет или ткет из наших отражений (они же любовь к этому месту) неповторимые узоры…”
(Иосиф Бродский. “Набережная неисцелимых”)
День шестой
Есть в близости людей заветная черта…” Теперь и эта ахматовская строчка читается иначе.
На улице пусто. Отдельные прохожие больше похожи на тени. Они ускоряют шаг, словно стараются побыстрее преодолеть зияющую пустоту площади.
Кто-то начинает нарочито громко говорить по телефону – видимо, чтобы заглушить эту засасывающую воронку тишины и тревоги. Но скоро и шаги, и голоса затихают, а над площадью вновь повисает щемящая тишина.
Хорошо, что заветной черты не предусмотрено для собак. Тактильная и социальная депривация уже начинает давать себя знать, и хозяева, законно выводящие своих питомцев на прогулку, остановившись на двухметровом расстоянии друг от друга, всячески поощряют тесное собачье общение, сопровождая обнюхивание и виляние хвостом синхронным переводом на человеческий: “О, здравствуй, Лаки, как же мы давно не видались! А вот и наш Джильо, красавец. Дай-ка я тебя понюхаю!”
Пока собаководы сублимируют карантинные ограничения, на горизонте снова возникают два карабинера. К счастью, можно быть спокойными – сегодня уже окончательно утвержден список веских причин для выхода на улицу: поход в магазин, в аптеку или к врачу, навестить одинокого пожилого родственника или знакомого, джоггинг и – прогулка с собакой. За сутки экологический баланс Венеции совершенно преобразился. Количество людей и собак почти сравнялось. По итальянскому фейсбуку бродят шутки о том, как члены семьи, прежде ссорившиеся из-за того, чья очередь выходить с собакой, теперь наперебой рвут из рук друг друга поводок несчастной псины, которая под вечер в полном изнеможении уже не в силах переставлять лапы.
– Я открою бизнес! Буду давать своего пуделя напрокат венецианцам по 15 евро в час как предлог для прогулки, – Мария, экскурсовод и историк, машет мне издалека, и мы обе заливаемся веселым смехом. Наконец-то все несказанно разбогатеем!
Пустая калле отвечает жутковатым эхом.
Сегодня утром я встретила на мосту нашего семейного доктора.
Статистика по Венеции пока вполне благополучная по нынешним временам. 250 positivi, 60 в больнице, 7 в реанимации – siamo quattro gatti qua![14] Рост кривой пока небольшой. Но мы все учили математику (о, если бы и вправду все!). Экспонента!
– Знаешь, Катерина, я прочла и теперь детям объясняю. Вот пруд, и на нем ОДНА кувшинка. Представьте, что это такой вид кувшинок, который размножается раз в день. И на второй день у вас на пруду уже две кувшинки. На третий день их четыре. Теперь задачка: если, чтоб заполнить весь пруд, нужно 48 дней, то через сколько дней пруд заполняется кувшинками наполовину? Представляешь? Через 47! А на 40-й день вы едва заметите, что на пруду вообще есть кувшинки. Вот поэтому одни люди беспокоятся, а другие не понимают, из-за чего разводить панику.
Смотри, Франция и Германия догоняют нас. Остальные европейские страны не за горами тоже. А что в России? Почему-то нет никакой статистики. Белое пятно.
Я замолкаю и не знаю, как ответить. Белое заснеженное пятно моей родины. Начать ли рассказывать о многолетнем растлении общества, приведшем к атрофии и гражданской, и личной ответственности, о повсеместном вранье и показухе, о том ли, что в результате сегодня почти никто не готов осознать себя частью не только единого мира, но просто взять на себя труд подумать о своей личной ответственности перед соседкой-старушкой, для которой вирус может быть смертельным. О толпах бесправных и необразованных мигрантов. О том, что даже мои личные друзья, казалось бы просвещенные люди, все еще не хотят верить в серьезность происходящего – ходят в театры, на лекции и возмущаются отменой поездок и конференций. Их трудно винить. Чего там… Я сама еще несколько недель назад гуляла на карнавале. Но разве учиться не только на своем опыте не есть великий дар мыслящего человека? О том, как одни все еще обсуждают теории заговоров, и “кому-то это выгодно”, и “сезонный грипп”, другие раздают советы, как уберечь СЕБЯ (!) от инфекции, а третьи и вовсе заняты своими делами под лозунгом “не хочу сеять панику”. Как полное недоверие к любым действиям властей приводит к тому, что даже осмысленные карантинные меры не будут соблюдаться, и даже особая доблесть состоит в их нарушении… Искаженная реальность. Осколки зеркала. Давно я не чувствовала себя настолько на другой планете. Но планета-то одна. И сколько ни мухлюй со статистикой, сколько ни гни кривую под себя, она будет упрямо расти.