Короче, выиграй я турнир Ролана Гарроса, я и то не был бы доволен так, как в тот момент, когда Полин улыбнулась мне в коридоре. Но секунду спустя я задумался: а что она чувствует ко мне? Простую симпатию, слабо выраженное влечение? А может, я кажусь ей забавным, и все? Возможно ли в принципе понравиться кому-то, кто нравится вам? У меня, например, это никогда не получалось. Допустим, Полин не так нереально прекрасна, как девушки в журналах, у нее не та красота, от которой можно умереть, зато от ее красоты хочется жить. Потому что Полин настоящая. Потому что она дышит, у нее бьется сердце. Потому что она дрожит, когда ей холодно. Потому что у нее так ярко блестят глаза. Короче, я даю ей двадцать баллов из двадцати. А сколько дала бы мне она? Наверно, я получил бы среднюю оценку… Одиннадцать или двенадцать баллов. Или вообще ноль. Или девятку.
Я взял на стоянке лицея велик, сел на него и покатил домой, а по дороге прокручивал в голове все эти мысли. Сначала я ехал по велосипедной дорожке, потом свернул в лес. Мой лицей стоит на опушке, поэтому приходится каждый день проезжать краем леса. Иногда я еду очень быстро, жму на педали изо всех сил, скорость опьяняет меня, и наступает что-то вроде экстаза. Я уже изучил на этих тропинках каждый камень, каждый корень, каждый склон и каждую рытвину, знаю, когда взять вправо, когда приподнять ягодицы над седлом, ускорить или замедлить темп. Осенью тропинки покрыты слоем опавших листьев, часто влажных и скользких, поэтому я стараюсь не тормозить слишком резко. Сегодня я ехал медленно, поскольку никуда не торопился, и чувствовал, что меня переполняют надежды. Сейчас конец зимы, и природа словно замерла, но в этой тишине и в этом холоде она готовится к приходу весны. Я слышал, как с легким поскрипыванием подо мной раскачивается велик, слышал карканье вороны, перелетавшей с верхушки одного высокого старого дуба на другой.
Когда я приехал домой, мама уже ждала меня к полднику. Она приготовила мне кружку растворимого кофе с тартинками, это мой обычный полдник, к которому иногда добавляются четыре квадратика от плитки шоколада или блюдечко варенья. Мама обожает шоколад, поэтому иногда она съедает всю плитку, а мне достается только варенье. Если я ворчу, она говорит, что ей в детстве приходилось гораздо хуже, и начинает рассказывать про свое детство. Конечно, жизнь у нее была хоть и не такая тяжелая, как у Козетты в «Отверженных», но тоже не сахар, отец работал на железной дороге и сильно болел, в доме не было холодильника, новое пальто ей покупали раз в три года, а теперешние бедняки ходят в кроссовках «найк», которые стоят целое состояние, добавляет она. Я обеспечиваю тебе гораздо лучшую жизнь, чем была моя собственная, говорит она, и ты должен меня за это благодарить. Убийственный аргумент! Что, по-вашему, тут можно возразить?
После полдника, когда я сел за уроки, мама достала из шкафа хорошо известную мне картонную коробку с фотографией белокурой девушки на крышке, и сказала, что пора бы покраситься, потому что уже вылезают темные корни. Это, наверно, моя самая большая тайна, стоит только вспомнить – и я готов расплакаться. Раз в месяц мама осветляет мне волосы. Она это делает с тех пор, как мне исполнилось семь лет. То есть уже больше половины моей жизни. Вначале я был не против, я испытывал примерно то же ощущение, как когда мне стригли ногти. Но с возрастом я стал спрашивать у родителей, зачем это нужно. Папа и мама редко соглашаются друг с другом, но тут они единодушны: на их взгляд, мне больше идут светлые волосы. Я не смог бы ни с кем посоветоваться по такому поводу, мне слишком стыдно, вот я и позволяю ей раз в месяц красить мне волосы. Но мне это дело не очень-то нравится. Однажды, когда я учился в начальных классах, она покрасила меня в обеденное время, а потом мне надо было возвращаться в школу. И там одна девчонка стала меня дразнить: «Эмиль стал блондином!» Орет и орет без передышки: «Эмиль стал блондином! Эмиль стал блондином!» Я не знал, куда мне деваться.
Года два назад, перед тем как я поступил в лицей, мама предложила мне больше не краситься. Она сказала: «Если, по-твоему, пора перестать, давай перестанем, хотя и очень жалко». Я долго раздумывал над ее словами. И в конце концов сказал, что согласен краситься и дальше. Я предпочел бы быть привлекательным при моем натуральном цвете волос, но, похоже, это удел немногих счастливцев, остальные вынуждены приспосабливаться. Когда сегодня мама напомнила, что пора осветлять волосы, я вдруг подумал о Полин: мне не очень-то хотелось, чтобы мама меня красила, но с другой стороны, возможно, это был единственный шанс ей понравиться. Я был как чистый лист бумаги, разорванный пополам. Мама воспользовалась этой минутной нерешительностью – иногда мне кажется, что вся моя жизнь – сплошная минутная нерешительность. Кроме тех моментов, когда я вдруг чувствую, что начинаю тонуть. Это бывает регулярно, как дождливые дни, нет, даже чаще, если со мной неожиданно случается что-то скверное, я получаю оплеуху, или пинок под зад, или переживаю публичное унижение, типа: «Пришел на урок плавания и забыл плавки, так будешь плавать в трусах», – это такое жестокое наказание, и оно так быстро приводится в исполнение, что просто уничтожает тебя. Голова оказывается под водой, ты погружаешься все глубже и, кажется, никогда не нащупаешь дно.