Какой милый город, какой славный народ — эти венецианцы! Приняли меня как родного. Такое ощущение, будто я давно их всех знаю. Или по крайней мере уже бывал здесь когда-то. Вот проходит мимо добрый улыбающийся официант. Вот за соседним столиком весело беседует компания, слегка перекрикивая музыку. Вот смешной сигаретный дым кувыркается возле люстры. А Моника. О! Что она делает? Что ты делаешь? Скажи, откуда ты пришла? То есть это я пришел, а ты тут и была. Желтые лиф и шальвары, рубиновые губы и ожерелье, черные волосы. Прекрасное сочетание цветов. Надо написать роман под названьем «Красное, черное и желтое». Как российский флаг — трехцветная. О! Сейчас я… Сожми его сильнее. Но мешали брюки. Петр Петрович попытался расстегнуть ширинку (шашки наголо!), но таковой не оказалось. Проклятый комбинезон! Отчего я не пью? Нет, я пью. Ваше здоровье. Будем знакомы. Вашебудем. Она ласкала его. Но хотела ли она его? Спокойствие Моники смущало Бутафорина. Вести застольный разговор и закусывать. Как ни в чем не бывало. Словно эта рука принадлежала не ей. Петр Петрович пробежался по руке взглядом — от кисти до плеча. Ведет к ней, к ее шее и голове. Никаких сомнений. Нет, я не прошу прямо тут отдаться. Понимаю: не место. Хотя самое время. Но где томные поглядывания, где улыбки, сопровождающие рукоприкладство? К чему вдруг такая конспирация? Инкогнито проклятое. Прихоть романтической натуры? О, женщины! Ты играй, играй, да не заигрывай. Все-таки что же? Страшное самообладание или полное равнодушие? Сейчас проверим.
И поэт положил свою ладонь на соответствующее место одалиски. Но там уже была чья-то волосатая явно мужская рука. Здравствуйте, сказал Шимпанзе. Куда же вы? Останьтесь. Как гласит русская поговорка, один любовник — хорошо, а два — лучше. Не правда ли, Моника? Синьорина говорит: си. Всем своим существом. Так что вернитесь, не обижайте даму. Вы хотели вашей ручкой СЮДА? Милости просим. А я пока зайду с тыла.
Черте что! — подумал Бутафорин. Но руку на пульте женского тела оставил. Тройственный союз. Антанта. Анданте. Капитан комического корабля, куда летим? Не залететь бы!
А музыка лилась, вино звучало, речь крепчала и множилась.
— Гарсон, кружку пива!
— Слушай, приходит один мужик домой и находит там лошадь. По едва заметным признакам он узнает в ней свою…
— Кружку пива!
— … жену. Ну вот, говорит он примирительно, теперь я собственными глазами вижу, что ты у меня работаешь, как…
— Антонио, а тебе не кажется.
— Кажется.
— … что сегодня в ростбифе мало крови?
— Мало. Гарсон, кружку крови! Тьфу ты! Я хотел спросить, почему у вас мясо малокровное?
— Корова такая попалась, синьор. Молока, вроде, хорошо давала, а вот с кровью подкачала. Ведь тут не угадаешь. Сколько она дает молока, видно сразу, а уж сколько она даст крови, не знает никто. Кровь — это игра втемную.
— Правильно. Неси карты. Сыграем в покер.
— Ты сегодня просто блеск, Джули! Если позволишь, следующее свое полотно я посвящу тебе.
— Она предпочла бы хороший кусок шелка или кожи. Лучше посвяти ей свою лысину.
— До фейерверка осталось полчаса. Поэтому давайте выпьем.
— Верно, давайте. У нас еще осталось.
— Что касается меня, я пью, и все мне до фейерверка!
— Господа, предлагаю выпить, а потом, глядишь, и спеть.
— А вдруг да и сплясать.
— Васька, жги!
— Кто сказал «Васька»? — удивленно воскликнул Петр Петрович. — Здесь вам не Россия. Здесь не может быть никаких Васек, потому что не может быть никогда. А с другой стороны, подумал он, Венеция ли это? Почему я понимаю их? Ведь я по ихнему ни в зуб. Или они меня. Почему мы понимаем друг друга?
— Успокойся, Пьеро. Это ты сам сказал «Васька».
Тогда Петр Петрович выпил, успокоился и затосковал по родине. Мать Россия моя! О Русь моя, жена моя! Нет, это уже было. Надо что-то оригинальней. Россия — дочь. Так, пожалуй, лучше. О, дочурка, как ты там без папы? — Папаша, гони монету на ботфорты! — донес до него норд-ост. Уж эти мне подросшие созревшие налившиеся девочки девки девахи, снимающие с отцов и братьев последние сапоги. Рядятся в мужское не для того ли, чтобы сильнее подчеркнуть свою женственность? Мужчин это возбуждает. Как! На их территорию проникло инополовое существо?! Эти голени, обтянутые ботфортами. Эти лядвея, распирающие гусарские рейтузы. Эти странные воины, всегда готовые сдать свою позицию и раскинуть бивак. Россия Петровна. А что, я Петр! Хоть и не первый.