Что нужно нам, того не знаем мы[433].
«Но перестань – (это я себе говорю); не будем отравлять прекрасный этот час печальными речами»[434]…
Сегодня звонила Ольга Седакова[435]. Спрашивала о тебе. Напиши ей письмо. Была у Нины Козловой[436]. Она показывала мне твое письмо, которое ты прислал ей из Средней Азии[437]. Из него видно, что ты не все свои обещания выполняешь. И вообще, восхищаться твоей способностью «ничего не делать» (ибо тем самым якобы ты не совершишь и зла) просто глупо. Т. е. глупо так думать, и восхищаться этим еще глупее… Восстань, Пророк, и виждь, и внемли[438] (в скобках «А. Пушкин».) Лучше быть «свободы сеятелем пустынным»[439] или пастись, как «мирный Народ»[440]. Вот. «Пора сказать „прости“ безумным тем мечтам[441].
К чему тебе колпак шута позорный?[442]
Скажи себе: Как будто бы вином живительным согрет,
Отважно ринусь я в обширный божий свет»[443]…
Жду ответа, как соловей лета. Целую.
Галя
Очень грустно мне, Ерофеев, получать от тебя такие телеграммы. Грустно и удивительно, отвечать на эти телеграммы мне нечем… А поводов для волнения я получила предостаточно. Что с тобой? Как складываются у тебя дела? После приезда Тихонова – ни одного письма. Неужели ты действительно продал ему свою душу?..[444]
Сегодня вечером получила через знакомых 2 экземпляра твоей книги[445]. На рекламном пояске написано:
«La grande tradition russe du rire
a travers les larmes» – Великая русская tradiция смеха сквозь слезы.
В. Делоне очень тяжело. Он получает от фонда Льва Толстого[446] 10 франков в день, т. е. мизер ‹…› ему отказывают в работе[447]. Люди, которые его недавно видели, говорят, что он написал неплохие стихи, но производит ужасное впечатление. Очень переживает разлуку с Р. (с родиной)[448]. Ира кое-как спасает положение переводами. Все, Жан Катала, оказ<ывается> ему 73 года и он очень тебя любит и ценит[449], Викт<ор> Некрасов, Люси Катала, зав<едующая> русским отделом[450] и т. д., интересуются твоими делами и желают тебе всяческих удач.
Твоя книга скоро выйдет во Франции на русском языке. Уже готовится издание[451]. Ты очень популярный автор.
Милый автор, напишите, живы ли вы, помните ли обо мне?
Очень тяжело переношу отсутствие письма,
Да, еще звонила Ольга Седакова. Напиши ей. Марк Фрейдкин[452] прислал тебе привет из Еревана. Звонил В. Муравьев. Интересовался – как ты?
Нина Вас<ильевна> твоя получила новую квартиру[453]. Она должна была написать тебе.
Диськи, Дениски Иофе и Прошки целуют тебя[454].
Умоляю. Пиши как можно чаще.
А если тебе там совсем скверно, давай подумаем о твоем отъезде. Только не принимай решение сам. Посоветуйся с Минцем. Как это можно сделать наиболее безболезненно. В этом случае меня волнует вопрос с трудовой книжкой. Но если можно терпеть, то лучше доработать до конца. Вообще, когда я не знаю, что с тобой, где ты, как ты, то волнение мое начинает переходить в панику, тем более что рядом с тобой Тихонов. Очень прошу – напиши мне письмо.
Скажи, начинать ли мне сейчас разговор с Ниной Семеновной или подождать тебя[455]. Пиши мне. Думай обо мне. Ведь эти волнения расстраивают меня. Мне тяжело. Целую.
Я подумала: какая сложная у меня задача!
Примирить?! сюрреализм с соцреализмом[456]
(á travers[457] – романтизм символизм и соцреализм).
Может ли сюрреалист жить в обществе, в котором проходит VI съезд Советских писателей[458]?
Что же мне-то делать?
«Черный Герой»[459] рядом с «Героем Соц<иалистического> труда».
5/VII.
Приношу извинения, девка, но пространного письма не получится и на этот раз. Народу в моей комнатенке куча, а писать под взглядами не могу, потому что нервический[460]. Третий уж день не выползаем никуда, таких остервенелых ветров с севера я в жизни не видывал, все стихии перемешались и разверзлись все хляби, мой порог не просыхает от рыбаков, геологов, шоферни, вертолетчиков, радистов usw[461]. И от первенца Тихонова тоже не просыхает (воля твоя, девка, а здесь он схлопотал себе репутацию безупречного повара, интеллектуала и трезвенника)[462]. Вот, если интересно, убранство моей комнатенки: финский стол и два финских табурета, спальный мешок и оленьи рога по всем стенам (жалко, их нельзя привезти в Москву по причине громоздкости). Да, и книжная полка, и она всё пухнет, вот неполный перечень свистнутого в местной биб<лиоте>ке[463]: полное собр<ание> стихов Тютчева[464], полное собр<ание> стихов Баратынского[465], двухтомник зарубеж<ных> поэтов в переводах рус<ских> поэтов от Ломоносова до Цветаевой[466], стихи поэтов 1910‐х г. г.[467], полное собр<ание> стихов Карамзина со вступ<ительной> статьей Лотмана[468], полн<ое> собр<ание> Батюшкова[469], двухтомник Заболоцкого (!)[470], Марсель Пруст usw. Червонец ухлопан на погашение долга за 40 пачек Бел<о>мор<о>-балт<ийского> канала им<ени> Ст<алина>. Со своим отпуском ты разумно распорядилась, девка, в начале сент<ября> я уже буду определенно, закупай водки к встречному пикнику, мое исполинское жалованье получим только в Сокольниках[471] (про себя я уже тряхнул его на эл<ектро>-бритву Харьков, красивый пиджак и кашне)[472]. Маленькая новость из Москвы, в пересказе «Голоса Америки» – в четверг 1 июля Андрей Амальр<ик> и Гюзель выехали в Амстердам «на вечное поселение»[473]. Ты зналась с ними эти дни? Почему в твоих письмах ни одного подмосковного слова, т. е. грибы есть или нет? Куда вылезаешь или не вылезаешь никуда? Мое почтение всем шатуновским дачникам[474]. А я еще дня 2–3 буду на привязи в Серебрянском, по причине штормов, все наши лодки посажены на якоря, вертолет прикручен тросами, чтобы в речку не унесло. Постыло всё кольское-полуостровное (надолго ли, кто знает) – считаю дни до 1‐го сентября всякий раз, как по утрам продираю глаза и все остальное. (Кстати, о 1‐м сент<ября>: на Нину Семеновну и все с ней сопряженное мы угрохаем с тобой часть нашего сентяб<рьского> досуга[475], а покуда не стоит.) Всем по приветствию. Ни о чем не тревожься. Очень помню. До веселого свидания.
438
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли, / Исполнись волею моей / И, обходя моря и земли, / Глаголом жги сердца людей». Заключительная строфа стихотворения «Пророк» Пушкина (
439
«Свободы сеятель пустынный…» – стихотворение Пушкина (Там же. Т. 2. Кн. 1. М., 1947. С. 302).
445
То есть уже упоминавшегося французского перевода Moscou-sur-Vodka (Moscou – Petouchki). Возможно, Г. Ерофеева (Носова) передала один из этих экземпляров с оказией в экспедицию, потому что Татьяна Степановна Галкина в разговоре с нами рассказала: «…он с собою брал книжку, „Москва – Петушки“, по-французски изданную. Мы попытались ее почитать, но это было при нашем знании языка абсолютный ноль. На русском языке читали уже потом».
446
Фонд Толстого (
453
Сестра Ерофеева Нина Фролова (см. примеч. 1 на с. 90) жила в Москве с 1966 года, а в 1976 году получила квартиру на ул. Менжинского, в доме 21.
459
Г. Ерофеева (Носова) позаимствовала этот образ из статьи Г. Подсеваткиной «Алогизм как основа художественного творчества сюрреалистов»: «…в сюрреализме создан идеал „настоящего человека“, „свободного“ художника – так называемый „черный герой“» (Проблемы художественного творчества: критический анализ. М., 1975. С. 275).
460
См. признание Ерофеева об обстоятельствах работы над «Москвой – Петушками»: «…писать при них было невозможно, потому что каждый из этих обитателей вагончика постоянно справлялся: „А что ты там кропаешь?“ Приходилось кропать по ночам» (наст. изд., с. 43).
473
Андрей Алексеевич Амальрик (1938–1980), писатель, диссидент, политзаключенный, и его жена Гюзель Кавылевна Амальрик (Макудинова) (1942–2014), художница, мемуарист.