Выбрать главу

– Дело было ночью, – спокойно и размеренно повествовала она, – примерно в это же время я ждала трамвай на площади Ла Скала, как сейчас помню, возвращалась от портнихи, совершенно безмозглой дуры, которая говорит только о вытачках и о том, как она себе все пальцы исколола, но шьет хорошо. Я устала и была в плохом настроении, вдруг вижу: ко мне нетвердой походкой направляется мужчина лет сорока. Можно было уклониться, отойти подальше, но я с места не сдвинулась. Он подходит и говорит мне по-немецки, что я самая красивая брюнетка, какую ему когда-либо доводилось встречать в Европе. А я, тоже по-немецки, отвечаю, что ненавижу пьяных и прошу оставить меня в покое. Тогда он снял шляпу... было жарко, и на нем была превосходная шляпа из черной соломки... и сказал: «Я просто счастлив оттого, что вы говорите по-немецки, но, извините, вы ошиблись: я вовсе не пьян – просто слегка прихрамываю». Представляете, как мне стало стыдно: ни за что ни про что обидела инвалида! Но он как будто совсем не обиделся, даже наоборот, предложил угостить меня чем-нибудь. Мне хотелось загладить допущенную неловкость, и я согласилась. Он привел меня в «Биффи», заказал мороженое, а потом признался, что ему сегодня очень одиноко, мол, не составлю ли я ему компанию. Я говорю: ладно. А он спрашивает: «Fur Geld oder fur Sympathie?»[5] – довольно-таки прямолинейно, правда? В точности как выражается моя портниха: «За просто так или из интересу?» Я тут же вспомнила о своем эксперименте и без колебаний ответила: «Fur Geld». Тогда он спросил, сколько, а я хотя и очень долго готовилась к своему научному опыту, но как-то совершенно упустила из вида экономическую сторону дела, поэтому из опасения, что он откажется, назвала самую скромную цену.

– Сколько? – Рассудочность – самая увлекательная форма безумия!

– Пять тысяч. – Она замолчала.

– Ну и?..

– Ничего. Сразу выложил деньги и спросил, куда поедем: машину он оставил на площади Ла Скала. Я снова оказалась в тупике: сексуальная топография Милана была мне тогда совершенно незнакома... словом, поехали наобум и остановились в парке Ламбро. – Она вновь умолкла.

– И что же?

– Больше всего меня поразила быстрота... – Она рассказывала без тени улыбки. – Впоследствии, при повторных экспериментах, я никак не могла понять: почему же все так быстро. Думаю, чтобы взвесить что-то на аптечных весах, и то потребовалось бы больше времени. И от такого краткого, почти молниеносного события зависит едва ли не все наше существование! У меня много написано по этому поводу, но вы наверняка не станете читать мои заметки.

Это уж точно, но он ушел от ответа:

– Если я правильно понял, именно ваш эксперимент стал прелюдией к знакомству с Альбертой Раделли.

– Как раз на следующий день мы и познакомились. Один мой сокурсник пригласил меня на коктейль, его отец – глава крупного концерна по производству бюстгальтеров и купальных костюмов, так вот, они разработали новые модели купальников, и в большой гостиной отеля «Принчипе» должна была состояться презентация.

Мне бывать на таких приемах еще не приходилось, и я пошла. Там было полно лесбиянок, они мне проходу не давали – слетелись, как пчелы на мед, но пожужжат-пожужжат и отстанут, видимо сообразив, что я не тот цветок, за который они меня приняли... Мне стало очень противно, я уж хотела уйти, вдруг смотрю: стоит такая же потерянная, как я. Это была она, Альберта. Я никогда ни с кем дружбу не водила, у меня и сейчас нет друзей, но с Альбертой мы всего час спустя были вроде сестер, все про себя друг дружке рассказали, как на духу. Я с лицейской поры ни разу не встречала человека, с кем можно было бы поговорить на общие темы – ну пусть не о судьбах мира, так хотя бы о процентном соотношении мужчин и женщин в политических кругах. Сегодня если и обсуждают, то лишь две общие темы – проблему свободного времени и воздействие машин на человека – в строгом смысле это даже и не тема. Вы согласны?

На сто процентов – может быть, потому что пиво уже ударило ему в голову: действительно, свободное время, машины, человек – ну что это за темы!

– Мы ушли с коктейля, и она притащила меня к себе. В одиннадцать часов мы все разговаривали, ближе к полуночи вспомнили, что ничего не ели, она сделала тосты с сыром, и мы не могли разойтись до половины второго.

– О чем же, интересно, вы говорили?

Пять часов одних разговоров – невероятно, впрочем, Ливия Гусаро лгать не станет, разве что лесбиянка может разговорами назвать и нечто более сложное. Однако подозрение тут же рассеялось, главным образом из-за той пламенной страсти, какая прозвучала в ее ответе:

– Последние три часа мы, по-моему, говорили только о проституции. Я ей рассказала об эксперименте, поставленном накануне... вы теперь понимаете, почему так важно то, что предшествовало нашему знакомству? В ответ на мое признание Альберта заявила, что уже несколько месяцев проводит подобные эксперименты. Не ради науки, конечно, просто деньги нужны. В Милане – она ведь была из Неаполя – Альберта скоро очень поняла, что ей здесь туго придется. Мечтала поступить на сцену, но оставила эту свою затею сразу же после общения со швейцарами в театрах. Зато благодаря своей фигуре и внешнему лоску быстро нашла работу продавщицы, однако и тут либо покупатели, либо хозяева рано или поздно ставили ее в такие условия, что ей ничего не оставалось, как уволиться. Поэтому, стоило ей оказаться в стесненных обстоятельствах, она выходила на улицу и возвращалась, чувствуя себя в материальном отношении уже гораздо спокойнее. Я выспросила у нее все подробности таких прогулок, половина моих записей основана на данных Альберты. Если бы я не боялась, что меня поднимут на смех, то, пожалуй, сейчас могла бы написать трактат на тему «любительской» проституции... Но в тот вечер нас обеих прежде всего занимал вопрос: с социальной точки зрения следует ли предоставить женщине право торговать собой, что называется, «без лицензии»? То есть по собственному желанию, без какого бы то ни было принуждения?

Он наверняка уже пьян, а жажда все еще мучит. Ему захотелось проверить, взбесится ли она от того, что он сейчас скажет.

– Но ведь, если не ошибаюсь, у женщины; кроме права торговать собой, есть еще право выйти замуж.

Она не взбесилась: на ее лице он увидел одно разочарование.

– Не язвите. Я серьезно. Умной, интеллигентной девушке, такой, как Альберта, как многие другие...

– Как вы, например.

– Да, и как я... Этим девушкам не так-то легко выйти замуж. Конечно, все выходят рано или поздно, однако умная ищет себе достойного спутника, а найти его почти невозможно.

– Разве это причина, чтобы цепляться на улице к первому встречному? – спросил он, должно быть, задавшись целью взбесить ее.

– Вижу, вы нарочно меня бесите. Кто говорит, что это хорошо? Я же рассуждаю теоретически: следует ли предоставить женщине такое право?

Он дал ей выговориться и выудил из ее речей кое-что полезное для себя: прежде всего Альберта Раделли – это, как выразилась Ливия, «проститутка без лицензии», иными словами, представительница той формы проституции, которая в настоящее время находится в стадии развития. И все же ему нужна еще кое-какая информация.

– Знаете, я тоже очень люблю теоретические рассуждения, но моя работа требует деталей, конкретики. Вы хотя бы в общих чертах представляете себе, где; кому и зачем Альберта позировала обнаженной?

Когда она пребывала в раздумьях, выражение лица у нее становилось почти детское.

– Вообще-то у меня плохая память, но тут я кое-что запомнила, ведь именно потому я и разочаровалась в Альберте.

– Что вы запомнили? – У него будут развязаны руки, если только удастся установить личность фотографа.

– Номер – цифры я как-то легче запоминаю, скажем, у меня хорошо отложилась сумма тридцать тысяч, гонорар за эти фотографии... Я полдня потратила, чтоб доказать ей свою правоту, убедить ее мне не удалось, и все-таки, клянусь, она понимала: фотографии – это нечто другое...

вернуться

5

За деньги или из симпатии? (нем.)