- Представьте себе, со мной происходит то же самое, я тоже хотела бы сделаться простой крестьянкой.
- Я это понимаю, я это понимаю.
Они прогуливались по обширному лугу, на котором мирно расположились, пережевывая свою жвачку, быки. Паша вдруг остановился.
- Но все-таки это странно. Вы, герцогиня, были самой беспокойной женщиной, какую я знал. Даже за двадцать тысяч драхм ежегодной пенсии я, простите, не взял бы вас к себе в гарем. Мы очень забавляли друг друга, этим я могу похвастать. Как восхищали меня ваши революционные проделки! А приключение с принцем Фили, который теперь стал королем, а когда-то был лакеем у вас. Ах! Ах!
- А вы, паша, ваши рассказы! Вы были, собственно, парижанином, умевшим живописно говорить об ужасах Востока и, иногда, из дилетантизма, принимавшим в них участие. Мне самой хотелось принять участие в некоторых из них! Мы очень хорошо подходили друг к другу.
- Да, да. Самая гордая дама интернационального общества и, смею сказать, бывалый светский человек - и что стало с нами обоими? Вы видите, что все напрасно. Судьба берет нас за руку и вертит кругом; что нам за дело до того, что происходит за нашими плечами? Кораблекрушение выбрасывает нас нагими на новый берег: мы получаем другое платье, а иногда и никакого; такова вся жизнь.
- В этот момент я готова этому поверить.
- Я верю этому уже в течение трех лет... Выпьемте теперь по стакану молока. Потом мы посмотрим, не проснулись ли мои дамы.
Они вошли в квадратную галерею; дом, поднимавшийся этажом выше, помещался в ней, точно в лопнувшем стручке. Во дворе павлин огромным хвостом подметал мостовую. Он подбежал к своему хозяину, забавно изгибая шею с золотисто-синим отливом. Султан на его голове покачивался. Он вспорхнул за ними по отлогой лестнице.
В комнате, в которую они вошли, стоял запах эссенций и пота спавших в ней женщин.
- Madame Фатма, вы знаете меня? - спросила герцогиня.
Фатма тяжело заковыляла к ней. Она изумленно раскрыла детские глаза под накрашенными веками. Она стала гораздо полнее Ее желтоватый пеньюар был расстегнут, под ним виднелась шелковая зеленая рубашка. Она поднялась на цыпочки и приблизила свое лицо к лицу гостьи. Ее дыхание отдавало сильнее прежнего сладким табаком и решительнее - чесноком.
- Нет, - искренне созналась она.
- Подумай, - отечески приказал паша. - Ты встречалась с этой дамой в Заре лет... лет пятнадцать тому назад.
- Герцогиня Асси? - недоверчиво, с заблестевшими глазами, прошептала Фатма.
- Но кто же заколдовал вас? Вы не постарели, нисколько - но вы стали совсем другой. Мне кажется, теперь я знаю вас лучше, чем прежде...
- В самом деле?
- И я совсем не удивляюсь, что вы вдруг очутились у нас Тогда, в Заре, я удивлялась, когда вы приходили. Я даже немного робела перед вами. Вы были чем-то совершенно незнакомым. Никогда в то время вы не бросались так на подушки.
Герцогиня покоилась на двух больших, голубовато-серебряных подушках. Напротив нее на кучу зеленых, с лиловыми цветами, опиралась, почти стоя, высокая, совершенно нагая женщина. Она была менее жирна, чем Фатма, но шире ее, и тело у нее было более плотное. Ее маленькие крепкие груди, широкий, без складок, Живот и бедра, сомкнутые, в мощную массу животной жизни, высоко и медленно вздымались. Неподвижные глаза блестели под грудой черных волос. Они сводом возвышались над низким лбом и тяжелой массой лежали на затылке. Руки были вытянуты по краям подушек и унизаны широкими браслетами, соскальзывавшими на кисти с крупными пальцами. С диадемы свешивалось покрывало; оно, колеблясь, окружало прическу, спускалось вдоль руки, и, описав дугу, падало на колени; прозрачное, как воздух, дрожало оно над слабо блестевшей слоновой костью этого тела. Легкая тень ложилась на бока и сгущалась под мышками.
- Это Мелек, - пояснил Измаил-Ибн-паша. - Моя вторая жена. Третья и четвертая находятся рядом.
Он поднял портьеру из тростника и бус и положил край ее на табурет. Вторая комната была, благодаря полузакрытым ставням, полна зеленого света, а на пороге лежал вчерашний красавец-флейтист, нагой как Мелек; он лежал на боку, подложив руку под голову. Фатма, паша и герцогиня молча смотрели на него; в это время мимо них важно прошел павлин. Он взобрался на спящего, повертел блестящей шеей и спорхнул с другой стороны на пол, в зеленый свет, под шелест своего пестрого хвоста, медленно скользнувшего по узкому, светлому колену юноши.
В то же время из глубины комнаты быстро и грациозно вышла молодая дама в изящном белом летнем костюме, с соломенной шляпой в руке. Она осторожно, подняв юбки, обошла птицу и нагое тело.
- Вот, герцогиня, это Эмина, - сказал паша.
"Ах, - подумала герцогиня, - это та красивая длинноволосая девушка в венке из роз, которая так безудержно танцевала".
Эмина бросила на Мелек и Фатму торжествующий взгляд.
- Вы наги или плохо одеты. Я же была на посту, и я одета.
Измаил-Ибн-паша шарил по всем углам.
- Где же Фарида?
Эмма пожала плечами. Фатма объявила:
- Где же она может быть? Там, где ей весело. Она опять не ночевала дома.
- А этот проклятый маленький неверный, который валяется без рубашки в твоей спальне, Эмина! - пробормотал старик. - Я даю вам слишком много свободы, женушки. Я слишком добр, герцогиня, - добродушный старый крестьянин. Что вы тут натворили? Не спит ли мальчик так, как будто никогда не собирается проснуться?
- Это Мелек виновата, - уверяла Эмина. - Не я самая дурная.
Мелек медленно ворочала своими эмалевыми глазами. Фатма прижалась к мужу, ероша ему бороду ручками.
- Теперь ты видишь, кто у тебя лучшая жена. Твоя маленькая Фатма никогда не выходит из дому. Ей не нужно никого - ни мужчин, ни мальчиков, ни девушек, ей нужен только ты, мой славный толстяк.
- Посмотрите, герцогиня, - торжественно сказал паша с навернувшимися на глаза слезами, - сколько странного и прекрасного скрывается в женской душе. Пока я был богат и запирал ее с сотней рабынь в своем гареме, она доставляла мне столько неприятностей, сколько только могла.
- Самым страстным моим желанием было обмануть тебя в самом гареме, мой милый старичок, но это никак не удавалось... Мне еще до сих пор жаль.