— Это портье. Для вас оставлено письмо. Спуститесь? — прозвучал вежливый, но очень уж ленивый голос.
Вдвоем с Юлей мы скатились по лестнице в «ресепшен», даже двери в номерах забыли закрыть. Портье глянул на нас, словно сверял лица с виртуальными фотографиями, существующими в его памяти. На стойку лег запечатанный почтовый конверт с одной-единственной надписью по-русски, сделанной печатными буквами: «Никите Кирсанову. Лично». Портье чуть заметно улыбнулся.
— А кто его принес? — голос у меня дрогнул, надпись печатными буквами неприятно меня впечатлила.
— Какой-то местный мальчишка. Принес и оставил.
Расспрашивать больше не имело смысла. Явно пославший письмо хотел обрубить все концы, ведущие к нему. Руки дрожали так, что я чуть не разорвал письмо пополам. Юля забрала его у меня и аккуратно оторвала бумажную полоску с самого края.
Письмо оказалось следующего содержания:
«Сестра у нас. Мы готовы обменять ее на статуэтку. Ни в коем случае не заявляйте в полицию, иначе никогда ее больше не увидите…»
После прочитанного у меня в глазах помутилось, коряво выведенные печатные буквы разбежались, как тараканы. Юля перехватила письмо. Поэтому остальное я узнал с ее слов. Похитители Оли предлагали нам ждать ночью на пляже вместе со статуэткой. Там и должен состояться обмен моей сестры на античную ценность. Подписи, конечно же, не было.
— Сумасшествие… — пробормотала Юля и бросилась вскрывать оставленный Олей конверт: после произошедшего ждать не имело смысла.
Подобного я и ожидал. Она решила провернуть все сама, взяв в помощники Фатиха, а потом честно поделить премию.
— Он ее и похитил! — воскликнула Юля. — Русский знает, письмо написано без ошибок. Захотел получить все деньги один! Мерзавец.
— Какая дура!.. — вырвалось у меня. — И она с ним поехала!
— Ты сказал-таки ей, где спрятал Венеру? — брови Кругловой взметнулись. — Тогда и ты полный идиот.
— Я назвал ей неправильное место…
Препираться, ссориться не имело смысла.
— Деньги — ничто по сравнению с жизнью твоей сестры, — Юля взяла меня за руку, — надо отдать статуэтку.
— Я ждал, что ты скажешь именно эти слова, — я благодарно и грустно улыбнулся.
— А может, заодно сообщить и в полицию?
— Не хочу рисковать. Пусть потом эта Венера хоть в переплавку пойдет. Лишь бы Оля вернулась.
— А ты уверен, что надежно спрятал Венеру?
— Теперь я уже ни в чем не уверен. Я потерял веру в человечество.
35
Оля
Похороненная заживо
Я пришла в себя неожиданно, словно от толчка. Ныл затылок, немели затекшие руки. Во рту ощущался мерзкий металлический привкус. Подобные послевкусия обычно бывают после сеанса эфирного наркоза.
Вокруг царила кромешная тьма. Я инстинктивно приподнялась, но тут же ударилась головой о что-то мягкое. Попыталась закричать, но из горла вырвался лишь булькающий хрип: эти негодяи опять заклеили мне губы скотчем. Попробовала приподнять руки — они были связаны.
Ноздри щекотал странный запах прелой земли, сухой травы и плесени. Было очень душно, и я в какой-то момент почувствовала, что задыхаюсь. Однако ужасней всего было даже не это, а ощущение странной тесноты. Будто бы ты очутился в тесном шкафу, который положили на пол и заперли на ключ…
И тут страшная догадка прошила мой мозг: я была в гробу. Наверняка в том самом, который Никита с Юлей отдали страшному бородатому турку с длинным острым ножом. Вот уж никогда бы не подумала, что он предназначался для меня!
Из глубин подсознания услужливо выплыли жутковатые воспоминания: Николай Гоголь, похороненный во время летаргического сна, страшная новелла Эдгара По «Заживо погребенные» и прочие ужасы. В свое время я лишь посмеивалась над подобными кладбищенскими историями, однако теперь мне было не до шуток.
Кричать, звать на помощь не было смысла: никто бы меня не услышал. И хотя умом я понимала, что меня вряд ли закопали живьем, в мозгу предательски запульсировало: «Это все, Оленька… Фатиху по голове… тебя в гроб… И где же тут хваленая мобильная связь, о которой распиналась Юлечка?..» Гортань мгновенно взбухла и начала душить. Я извивалась и корчилась, силясь откинуть крышку, но она даже не шелохнулась. Попыталась приподнять крышку коленями, но результат был прежним. Без особой надежды поелозила плечами, но тщетно. И тут я во всех деталях вспомнила гроб, стоявший в номере Юли Кругловой. Крышка крепилась к домовине четырьмя длиннющими болтами в палец толщиной, с массивными фигурными накрутками. Наверное, проще было бы сдвинуть с рельсов груженый состав, чем содрать резьбу этих накруток.