Я вышел слишком рано. Воздух был неприятен для моей чувствительной кожи. Суета смущала меня. Шум и многоцветие будоражили мой мозг. Но первый настоящий шок, в свой рабочий день, я испытал, когда мой наемный ослик вскарабкался на склон холма Пинций. Прилавка, где Минний обычно продавал свои пирожные, не было.
Ничего не осталось. Прилавок, навес, восхитительная выпечка, все исчезло. Даже печь была разобрана. Кто-то сровнял киоск пирожника с землей.
В обширной усадьбе Гортензиев дым с переносного алтаря привел меня к месту похорон. Члены фамилии все еще выходили чинной процессией из особняка, я отошел назад, пока они собирались в месте, окруженном соснами. Виридовикс оказался бы в знаменитой компании. Холм Пинция украшал со вкусом сделанный монумент императора Нерона140.
На похоронах не было никаких неожиданностей. Раскрытие тайн на могилах – дешевый прием, что в ходу у эпических поэтом. Я же теперь был сатириком, а значит, знал вещи лучшие, чем ожидание сюрпризов. Мы сатирики – реалисты.
В своей широкополой греческой шляпе и темном плаще, который я ношу в таких случаях, я на цыпочках осторожно бродил среди скорбящих. Я, возможно, и не оказался совершенно незаметным, поскольку обычно на похоронах половина присутствующих проводит большую часть времени глазея на семейных знаменитостей, ища среди них давно потерянных единокровных братьев, чтоб потом поплакаться им, но я был той незнакомой фигурой, о которой можно позже и посплетничать вволю, дав свободу своей фантазии.
Крепито, Феликс и обе их супруги появились на краткий миг, так что их верный слуга был отправлен в Нижний мир без излишней суеты. Благовонные масла были приятны, но не заглушали запахи. Была подготовлена памятная доска, ее прикрепят в высокой ограде имения. Я отметил, что она была приобретена не хозяевами, а его товарищами-рабами.
Как только Гортензии кратко выразили свое уважение усопшему, и огонь был зажжен, они удалились по своим делам; вероятно, помчались на рынок рабов, покупать себе нового повара.
Я откинул шляпу с лица, и меня признал Гиацинт, стоявший рядом с дворецким. Когда огонь разгорелся, мы смогли поговорить.
– Фалько! У тебя такой вид, словно ты уже готов пойти на костер рядом с ним!
– После четырех дней, когда я ничего не мог есть, кроме виноградного желе с молоком – не чихай, а то сдуешь меня – я так надеялся восстановить силы каким-нибудь восхитительным пирожным. Что случилось с Миннием?
– Какая-то проблема с арендой его киоска. Феликс разорвал с ним договор и дал ему под зад.
– А где теперь Минний?
– Кто его знает?
Теперь, когда хозяева ушли, я смог ощутить скрытое дурное настроение рабов. Смерть повара вызвала слухи, однако Гортензии убедили себя, что этот случай уже замят.
– Это только помешало, – проворчал Гиацинт, – что они похоронили Нова по старым традициям, в результате бедному старому Виридовиксу пришлось дожидаться у бальзамировщиков больше половины недели, и теперь его проводы столь оживлены, как только это возможно. Он был рабом, но и они тоже когда-то ими были!
– Так много, – сказал я, – ради идеи фамилии!
Гиацинт представил мне дворецкого, застенчивого типа с оттопыренными ушами, который рассматривал меня с любопытством.
– Привет! Меня зовут Фалько. Мы с Виридовиксом немного выпили и славно поболтали в ту ночь, когда он позже умер, поэтому я здесь. Не против, если я поспрашиваю тебя кое о чем?
Он выглядел смущенным, но не стал возражать.
– Мы с Виридовиксом обсуждали тот званый ужин. Он рассказывал, как гладко все прошло.
Без дозволения от глав семейства, мне приходилось быть быстрым и осторожным.
– Ты знаешь, что произошло потом, когда гости и хозяева остались одни?
Дворецкий оставался рядом, чтоб слышать, когда его позовут, после того как все остальные рабы были отосланы. Он был достаточно натаскан, чтоб знать, какие вещи он должен держать в тайне, и иметь достаточно человеческих черт, чтоб хотеть поделиться своим рассказом.
– Сделка сорвалась, – сказал он.
– В чем была проблема?
Он рассмеялся:
– Проблема была в Нове!
– Что, он дал знать остальным участникам встречи, что никакого объединения не будет, вопреки тому, на что те надеялись?
– Верно. От отказался играть, и они могли положить свои костяшки обратно в мешочек с завязками…
Так вот как было дело, я цыкнул зубом.
– Когда Нов утопал прочь после этого, оставив Феликса и Крепито с Присциллом, те трое стали раскидывать мозгами вместе? И не обнялись ли они все на прощанье, когда Присцилл уходил?
– Если ты спросишь меня, – он понизил голос, – Крепито и Феликс уже давно были связаны с Присциллом.
– В тайне от Нова, – прокомментировал я. И тут я понял:
– Нет… нет, не совсем так… Конечно! Нов узнал об этом!
Это объясняло все: его партнеры по бизнесу и Присцилл полагали, что он пригласил их на ужин, чтоб урегулировать разногласия между ними, но на самом деле Нов запланировал устроить им сцену разоблачения. Когда двери были закрыты, а разговор стал тайным, он выложил им, что знает об их давних нежных отношениях, и чем намерен ответить на это: жениться на Северине Зотике, разорвать освященное веками братство, возможно, сменить жилье после свадьбы, вести дела в одиночку и вышвырнуть их из бизнеса. Это ужаснуло Феликса и Крепито, так как они не только теряли свои доли, но и теряли любой интерес, который ранее представляли для Присцилла. Он не был тем человеком, которому нужны бесполезные партнеры. Они были бы отогнаны от обоих бортов лодки!
– Феликс и Крепито, должно быть, высрали целую нильскую дельту дерьма. А как это воспринял Присцилл?
– На удивление спокойно, – сказал дворецкий.
До этого момента я держался молодцом, но тут слишком остро почувствовал, что это мой первый день на свежем воздухе. Волнение и жар от костра угрожали мне обмороком. Я прервал разговор. Я должен был сосредоточиться на борьбе с этой внезапной дурнотой.
Дворецкий в этот день сделал достаточно для правды и правосудия, я почувствовал, как он снова замыкается в себе.
Мы небольшой группой наблюдали последние всполохи благовонного дыма, когда Виридовикс по римскому обычаю отправлялся к своим собственным богам.
– Он был принцем! – пробормотал я. – Хотя и посвятивший всего себя поварскому искусству. Классический пример. Мы с ним провели его последнюю ночь способом, о котором может мечтать любой повар – за отличным вином, уворованным у хозяев… фактически, – вздохнул я, – я был бы не против узнать, какого года было то вино, чтоб купить амфору и распить в его память…
– Тебе нужен он…
Дворецкий остановил паренька, с опухшими глазами человека, вставшего гораздо раньше привычного для него времени, который вышел вперед, чтоб принести возлияния на костер.
– Гален заведует нашим винным погребом.
– Спасибо! Гален, ты можешь сказать мне какого вида фалернское предпочитают Феликс и Крепито – не "фаустину" случаем?
– Фалернское? – он остановился. – Только не здесь! Ты должно быть имел в виду сетийское – они считают, что оно лучше – одна из их причуд.
Сетийское вино упоминалось в меню Виридовикса, определенно.
– Ты уверен, что не делалось исключения ради особого случая? Здесь было хорошее вино в ту ночь, когда ваш хозяин умер. Оно было в синем стеклянном графине с серебряным сверкающим горлышком…
Тон парня стал еще более уверенным.
– Ничего подобного я не отпускал той ночью.