Спустя почти три недели я решила рассказать Феликсу. В этот день он вернулся домой позднее обычного, и это не сильно удивляло. Род его деятельности был таков, что и на том спасибо. Я знала, что Феликс безумно предан своей работе, это было для него призванием. Но я по сей день не знала, что конкретно творится в его жизни за стенами нашей спальни. Мы ведь действительности практически не общались. Мы будто пока были стеснены обстоятельствами прошлого, и никто из нас до конца не был уверен в том, как ко всему относится другой.
Подождав, пока он примет душ и в своем обыкновении выйдет в одном только полотенце на бедрах, позволяя мне очередной раз рассмотреть татуировку на лопатке, я сидела на краешке кровати. Эта татуировка… Она меня пугает и завораживает одновременно. Удивительно то, что почти за два года совместной жизни я увидела её только в ночь нашей первой близости. Может быть, потому что раньше попросту не позволяла себе на него смотреть. Королевская кобра в броске. Туловище её тянулось спиралью по его плечу вплоть до локтя, на котором заканчивалось острым кончиком хвоста. Она была такой правдоподобной с озлобленным глазами и этими двумя смертоносными маленькими кинжалами в пасти, что на слабонервных, коей я и являлась, могла произвести неизгладимое впечатление. Вместе с тем эта кобра была так изящна и прекрасна каждой выведенной рукой мастера деталью, что дух захватывало, когда рассматривал её поближе.
И вот, я в очередной раз пыталась оторвать взгляд от этого зрелища, вспоминая, что нас ждет серьезный разговор.
— Феликс, — начала я осторожно, поднимаясь с кровати, — у меня для тебя кое — что есть.
Надо было видеть выражение его лица. Никогда я не делала ему подарков. И это было естественно для меня. Раньше. В отличие от него, который с недавних пор преподносил мне самые различные по стоимости и значению ювелирные украшения, в чем я совершенно не нуждалась, благополучно складывая их в шкатулку.
С волнением и замиранием я вручила ему небольшую квадратную коробочку. Она была по классике жанра заполнена, но не лепестками роз, а различной мишурой, сверху которой лежал свернутый и обвязанный лентой снимок. С интересом и оживлением Феликс развязал кусок атласа и уставился на черно — белое изображение. Потом поднял на меня вопросительный взгляд. Я предполагала, что Феликс явно не из тех мужчин, которые могут разобраться в снимке с УЗИ.
— Там внутри… — только и смогла вымолвить.
Он опустил пальцы в мишуру и покопался пару секунд, выудив простую детскую соску. Я затаила дыхание. Феликс быстро — быстро переводил глаза со снимка на соску, наверное, раз десять. А потом вдруг усмехнулся радостно, неуверенно спросив:
— Правда?
— Да.
Величайшее упоение, этот дикий восторг, безграничное счастье на его лице…они меня лишили дара речи. Я поняла, что не смогу ему сегодня сказать, что хочу на время уединиться в своей квартире, дабы сохранить нервную систему на расстоянии от его матери. Просто не могла испортить этот момент.
Скажу потом, решила я. И позволила ему неуклюже, но впервые по — настоящему обнять себя…
21
Смешно было предполагать, что отношение Феликса ко мне изменится после семейного разноса, устроенного ему дядей Дживаном. Хотя я потом часто вспоминала это удивление во взгляде: «Только не говори, что она дочь Гаспара». Его Величество прокурор явно не мог поверить, что такое недостойное существо в моем лице уродилось от нормальных людей. И уж тем более людей им уважаемых и, возможно, даже любимых.
В том, что Феликс трепетно относился к моему отцу, как ни странно, сомнений не возникло. Опять же, его любили и уважали очень многие в этом городе. Имя он себе заработал честное. Но другой вопрос — как все они были связаны. Мне об этом никто не рассказывал. Не посчитали необходимым вводить в курс дела. И дядя Артак, бывший на нашей свадьбе, тоже ни словом не обмолвился, когда поднимал тосты.
Не сказать, что мне это было важно. Я для себя в тот вечер лишний раз убедилась в том, что я в глазах Феликса — нечто низкосортное. Я просто каждый божий день просыпалась в ненавистной мне спальне и давала себе обещание, что скоро всё закончится. Надо просто подождать. Может, год. Может, меньше. Эта пытка была оправдана спокойствием родных.
Кое — как мне удавалось выживать эти три месяца. Феликс меня не беспокоил после фееричной брачной ночи, но в грубой форме потребовал, чтобы о наших истинных отношениях никто не знал. Даже его дражайшая матушка.
О, это был отдельный пункт в графе уровней моего личного ада. Ей доставляло удовольствие издеваться надо мной. Ком вопросов в ней рос, но она никогда не опускалась, так сказать, до меня — не спрашивала ни о чем, не пыталась узнать, что же такого между мной и её сыном произошло, способное довести аж до свадьбы. Я думаю, тикин Мэри на подсознательном уровне чувствовала, что Феликс меня презирает. Хотя, надо отдать ему должное — в наши истинные отношения его мать действительно посвящена не была. Для окружающих мы были обычной парой, делили спальню, иногда вместе вынужденно завтракали или ужинали, чтобы пустить пыль в глаза гостящим друзьям, родственникам, приятелям.
И я, и Феликс люто веровали в то, что наше совместное существование — это временное явление.
Любимым занятием моей свекрови было чтение мне лекций в обществе своих подруг по поводу и без. Зная, как мне неловко находиться в их компании, она все же настаивала, чтобы я присоединялась к ним, когда они собирались по какому — либо радостному событию — новая машина, поездка в Италию, бриллиантовое колье… Пренебрежительные взгляды, высокомерие, снобизм — я испытала на себе все оттенки настроения светских львиц… Стискивала зубы и молчала…
Спасали меня только отлучки к Розе или же её приезды ко мне. Она понимала, насколько сложно выносить такую атмосферу, поэтому каждую свободную минуту проводила со мной. Именно с ней я делила свои переживания и потрясения…
Только я привыкла к тому, что Феликс держится со мной крайне холодно, не интересуется моей скромной персоной и практически забыл о моем существовании — вдруг его натура вновь дала о себе знать. Как обычно, я лежала на диване у окна, когда ночью он ворвался в спальню, волоча ноги. Комнату мгновенно заполнил запах сигаретного дыма, смешанного с алкоголем. Несколько шагов, разделявших нас — и сильные руки подняли меня, чтобы затем опрокинуть на кровать.
— Ты должна спать здесь! Ясно тебе? Как ни крути, это твое супружеское ложе…
Я съежилась от страха, отчетливо вспомнив ночь свадьбы и боясь, что на этот раз дело всё же будет доведено им до конца. В полумраке он мне казался ещё более ужасающим.
— Испугалась? — усмехнулся он, наблюдая, как я позорно отползаю подальше. — Правильно. Разве я могу вызвать в тебе какие — то другие чувства?
В сторону полетели брюки, пока в моё сознание пытался проникнуть смысл сказанных им слов. Феликс тяжело дышал, и по мере того, как его дыхание становилось ближе, уровень тревоги внутри дорос до максимума. Что делать? Куда бежать? Разве за стенами этой спальни я найду спасение?
В темноте послышался глухой стук, и последовавший за ним поток нецензурных выражений дал мне понять, что Феликс довольно сильно ударился. Через пару мгновений помещение озарил яркий свет, от которого мне пришлось зажмуриться. Я продолжала всё так же съежившись сидеть на самом краешке громадной кровати и молить все высшие силы, чтобы он попросту лег спать.
Но господин прокурор явно не разделял моего пессимистического настроя — кажется, он, напротив, хотел продолжения банкета, с которого явился. Когда я приоткрыла глаза, Феликс уже взбирался на постель, пытаясь справиться с пуговицами, которые никак не поддавались, и, в конечном итоге, он бросил это дело.
— Моя радость! — вдруг воскликнул он и хмыкнул. — Весь день ждала мужа… Танцульки свои бросила. Как же публика этого города обойдется без твоих услуг?