— Что касается Нашей Звезды, я думаю опасения напрасны, никто точно не знает, где она находится, и никто не узнает, пока не поступит сигнал. — Говорит Джек со своей обычной прямотой.
— Я согласен с Джеком, — говорит Юрген. — Наша Звезда достаточно хорошо умеет прятаться.
— Она не об этом, — вставляет Холли. — Дело в нашей неудаче, дорогостоящей неудаче, которая привлекла внимание к тому, что мы надеялись скрыть.
Ее самодовольная манера (размышляет Билл) не раз вызывала у меня желание ее чем-нибудь как следует стукнуть, но в логике ей не откажешь.
— А, за неудачу с текстами, кто ответит … — Мартита, не заканчивает фразу, и повисает тишина. Биллу показалось, что в библиотеку в этой тишине влетел ангел. Ангел смерти, без сомнения.
Некоторые называют их свободным духом. Некоторые называют их афанасийцами. Их попытка уничтожить все существующие копии того, что публика стала называть письменами культуры X, и устранить любого, кто мог бы восстановить их по памяти, была смелой и необходимой попыткой. Но полной неудачей ее назвать нельзя. В результате Билл и его сотоварищи узнали многое, что в противном случае, осталось бы им не известным. Взять хотя бы знания, содержащиеся в переведенных текстах. Правда истолковать перевод было весьма проблематично, а правильно истолковать тем более.
Но если оценивать беспристрастно, признавал Билл, то в истории с письменами афанасийцы больше потеряли, чем нашли. И, конечно, за это кто-то должен ответить. И как бы не оказаться в их компании.
Кингман, который до сих пор не принимал никакого участия в происходящем разговоре, а только руководил действиями дворецкого короткими кивками и наклонами своей львиной головы, вдруг резко произнес:
— Нет, я сделал все, что мог. Сейчас я расскажу вам все во всех подробностях и вы увидите, что никто на моем месте не смог бы сделать большего.
Кингман, освежившись глотком виски, начинает говорить:
— То, что вас интересует, что, как говорится, имеет отношение к делу, начинается на «Станции Марс»…
Время летит быстро, уже почти восемь часов. Слуги тихо, пытаются напомнить собравшимся об этом, о том, что ужин уже их ждет.
Но Кингман удивительно вовремя заканчивает свой рассказ:
— …поэтому мы были вынуждены отступить. У нас не было выбора. Это был лучший и единственный выход.
Наступает долгая пауза. Кто-то должен ответить, вот достойный кандидат(думает Билл), нужно только создать нужный фон и он начинает свою обвинительную речь:
— Руперт, довольно интересная история, можно сказать сказочная, если не подозрительная. Один из самых мощных кораблей в Солнечной системе под твоим командованием не справился с одной безоружной женщиной на поверхности маленького-маленького камня … — Билл демонстрирует и праведный гнев, и допускает ненужные оскорбления, якобы не владея собой. Наконец он останавливается.
Властные черты Кингмана осунулись, он побледнел и смог лишь одно сказать в свое оправдание:
— Она не человек, Билл. И ты это знаешь. Мы все должны благодарить тебя за то, что у нас такой враг.
Кингман с трудом поднимается на ноги и выходит из комнаты, изо всех сил стараясь держать плечи расправленными по-военному.
Остальные смотрят на Билла с разной степенью неодобрения. Только Юрген достаточно вульгарен и смеется.
На следующее утро наступает один из тех прохладных октябрьских дней, когда, несмотря на ленивое солнце, дымка в воздухе превращает пейзаж в восточную живопись тушью.
На террасе Билл наслаждается видом. Выходит Кингман с ружьем за спиной, и не слушая извинений, с которыми обращается к нему Билл, пересекает росистую лужайку и исчезает в осеннем лесу на дальнем конце громадного поместья. Через несколько минут слышится выстрел. Звук не дробовика Кингмана, а резкий — пистолета. Все остальные выходят из дома.
— Бедный Кингман, — говорит Юрген, подавляя смешок.
— Интересно, а когда Кингман узнал, что это была ОНА? — Интересуется Мартита, хотя ответ ей наверняка (думает Билл) известен.
— Ну да, досье на нее было неполным, — говорит Билл. — Но это не служит ему оправданием. Если бы он действовал быстрее, то смог бы победить ее.
— Я полагаю, это означает, что мы не потеряли бы «Дорадус»? Что половина его экипажа была бы жива, а вторая половина не была бы в бегах?
— Черт подери, Мартита. Что за вопросы!?