Фалькону стало не по себе, у него появилось ощущение, что он уменьшился в десять раз, стал гномом. Возможно к этим чудовищным масштабам можно привыкнуть, но у него вдруг появилось внутреннее убеждение, что на этой планете никогда не будет места для людей.
Небо было почти черным, если не считать нескольких перистых облаков из аммиака километрах в двадцати над аппаратом. Там царил космический холод, но с уменьшением высоты быстро росли температура и давление. В зоне, где сейчас парил «Кон-Тики», приборы показывали минус пятьдесят по Цельсию и давление пять атмосфер. В ста километрах ниже будет жарко, как в экваториальном поясе Земли, а давление примерно такое, как на дне не очень глубокого моря. Идеальные условия для жизни…
Уже минула четвертая часть короткого юпитерианского дня. Солнце прошло полпути до зенита, но облачную пелену внизу озарял удивительно мягкий свет. Лишних шестьсот миллионов километров заметно умерили яркость солнечных лучей.
Знаменитое Красное Пятно, самая броская примета Юпитера, находилось далеко на юге. Было очень соблазнительно спуститься там, но скорость ветра — тысяча пятьсот километров в час. Нырять в такой чудовищный водоворот — самоубийство. Пусть будущие экспедиции займутся Красным Пятном и его загадками.
«Кон-Тики» по-прежнему шел на запад с неизменной скоростью трехсот пятидесяти километров в час, но отражалось это только на экране локатора. Может быть, здесь всегда так спокойно? Похоже все-таки, что ученые, которые авторитетно толковали о штилевых полосах Юпитера, называя экватор самой тихой зоной, не ошиблись. Фалькон крайне скептически относился к такого рода прогнозам, гораздо убедительнее прозвучали для него слова одного небывало скромного исследователя, который прямо заявил: «Экспертов по Юпитеру нет. Никто не знает, что там творится».
Что ж, под конец сегодняшнего дня появится один эксперт. Если только я сумею дожить до ночи.
— Пока все идет нормально. — На борту «Гаруды» пилот-директор Буранафорн освободился от ремней и плавно поплыл прочь от консоли.
— Прекрасно. Будем надеяться, что так будет и дальше. — Его сменщик, Будхворн Им, грациозно скользнула на освободившееся место. Это была миниатюрная камбоджийка в форме Индо-азиатской космической службы, с полковничьими жар-птицами на плечах. Она стала наблюдать, как диспетчеры второй смены принимают дежурство за терминалами у своих коллег.
— Мостик вызывает Центр управления. — Раздался по внутренней связи усталый голос капитана Чоудхури.
— Слушаю, капитан, — ответила Им.
— Поступил запрос на разрешение пристыковаться от катера Комитета Космического Контроля, который сейчас покидает базу на Ганимеде. Два человека на борту. Их расчетное время прибытия — девятнадцать часов двадцать три минуты. Причина визита не раскрывается, но катер подчеркнул, что это просьба.
— Я бы предпочла не рисковать рассогласованием связи с «Кон-Тики» во время стыковки. — Озадаченно промолвила Им.
— Значит мне ответить отказом на их просьбу?
— Полагаю, если им действительно нужно, то они оформят это приказом, поэтому нет смысла спорить. Только настоятельно попросите капитана катера производить стыковку как можно аккуратнее, объясните ему зачем это нужно. И держите меня в курсе.
— Как скажете. — Чоудхури отключился.
Им понятия не имела, почему прибывает катер, но они, безусловно, имели на это право. И вообще-то ничего страшного случиться не могло. Только авария при стыковке (весьма маловероятная) могла прервать связь с капсулой «Кон-Тики». Но когда она оглядела диспетчеров, их пульты выстроились перед ней аккуратным кругом, то заметила на одном или двух лицах тревожные выражения, которые не соответствовали возникшей ситуации. С чего бы им волноваться?
В своей берлоге Спарта слушала этот разговор, находясь на гране сознания. Катер… это ее не касалось, это не ее дело. Скоро все будет кончено. Силы таяли. Она порылась в тюбике и вытащила еще одну белую таблетку. Она таяла с изысканной сладостью под ее языком и она провалилась в сон:
Она не Дилис. Она Спарта. В черном облегающем костюме она чувствует холод, только на скулах и кончике носа. Она — тень в рассветном лесу, ее короткие волосы скрыты под капюшоном костюма, только лицо открыто.
Она ждет в лесу, когда взойдет низкое солнце, придавая росистому лесу цвет октября. Запах гниющих листьев напоминает ей осень в Нью-Йорке.
Запах листьев… вот что было на Земле, чего не было ни на одной другой планете Солнечной системы. Гниль. Без гнили нет жизни. Без жизни нет гнили. Неужели это ОНИ устроили всю эту грязную жизнь, создали ее или, по крайней мере, уговорили людей жить на Венере, Марсе и Земле? На Марсе и Венере жизнь высохла, замерзла или была сварена под давлением, смыта горячим кислотным дождем или унесена холодным углекислым ветром.