С пола поднялся пучок блестящих механизмов, гибких и живых. Щупальца, схватили «Вентрис», втянули его внутрь, повернули его носом к «Северному плюсу». — Рыба, попала в лапы анемона.
«Вентрис» был расположен параллельно продольной оси корабля-мира. На летной палубе слабая гравитация притягивала людей к передней стене, а не к полу, но сила была очень слабой.
— Уолш, у «Манты» хватит топлива, чтобы добраться к ребятам, — сказал Блейк. — Я могу взять с собой еще два скафандра, выехать на «Манте» туда, там бросить ее, использовать газ своего и дополнительных скафандров, чтобы помочь им дойти.
— Извини, Блейк, — коротко сказала Уолш. — Ты израсходуешь газ своего скафандра и дополнительных, только подстраиваясь под их траекторию.
— Я настаиваю на попытке, — сказал Блейк со всем гневным достоинством, на которое был способен.
— Зачем приносить четыре жертвы вместо трех. — Если бы был хоть малейший шанс… —Уолш застыла. Двое из ее давних спутников, ее старейших друзей, были среди тех, кого она собиралась бросить. — Если хочешь, проверь расчеты. Докажи мне обратное.
Форстер, молчал пристегнутый ремнями к кушетке, оставаясь в стороне от спора. Теперь он поднял печальный взгляд на Блейка:
— Делай, как говорит капитан, Блейк. Сделай расчет, убрав массу Мэйса в расчетах.
Уолш молча смотрела на Блейка. Она просила его взять на себя это бремя.
— Простите, Джо, профессор, — прошептал Блейк. — Не скажу, что мне было бы жаль, если бы они сами сделали такой выбор. Но…
Уолш повернулась к пульту и вручную ввела цифры в компьютер. Расчеты были сделаны, потенциальные траектории были графически показаны.
Уолш и остальные уставились на экран.
— Что ж, — сказала она, — Будем надеяться, что, когда эта мысль придет им в голову, они будут менее брезгливы, чем… чем я.
— О чем ты говоришь? — Спросила Марианна. В этот момент они с Биллом Хокинсом поднялись на летную палубу.
Форстер не смотрел на нее, но заговорил громко и решительно:
— С топливом Мэйса, но без его массы, у Мак-Нила и Гроувза есть шанс вернуться сюда раньше крайнего срока, названного инспектором Трой.
— Быстро тающий шанс, — проворчала Уолш.
Марианна проанализировала сказанное:
— Вы хотите посоветовать им отказаться от Рэндольфа?
— Я бы хотел, чтобы они это сделали. — Форстер посмотрел ей прямо в глаза. — Но я сомневаюсь, что они это сделают.
Марианна могла бы выразить возмущение или ужас. Но она этого не сделала.
— Мы только что миновали точку невозврата, приятель, — сказал Тони Гроувз, направляясь к Юпитеру.
— То есть, если никто не придет нам на помощь, мы будем плыть вечно, — сказал Мак-Нил.
— Боюсь, что так.
Мгновение в их скафандрах звучала лишь статика Юпитера; затем заговорил Мэйс:
— В моем скафандре есть топливо. Просто избавьтесь от меня. Возможно, вы еще сможете спастись.
— Обычно так не делают, — сказал Гроувз.
— А ты, конечно, из тех, кто всегда поступает как обычно, — ехидно заметил Мэйс.
— Я думаю, он пытается спровоцировать нас, Ангус, — сказал Гроувз.
— Это ему не поможет. Это просто дежавю для меня, — сказал Мак-Нил. — «Убей этого странного неудобного парня, и, возможно, проживешь немного дольше». Попробуй это потом пережить.
Гровс прищелкнул языком:
— Слушай, то, что ты сказал, это был каламбур?
Они плыли в космосе, ракеты их скафандров толкали их к «Алмазной Луне», которая теперь почти заполнила небо. Они знали, что у них не будет возможности остановиться или даже повернуть, как только они достигнут ее.
— Откровенно говоря, — сказал Мейс, — мне все равно, останетесь ли вы оба живы. Я хотел бы сделать заявление перед смертью.
— Мы слушаем, — сказал Мак-Нил.
— Только я хочу, чтобы это слышали не только вы двое… Форстер, я полагаю. Эта женщина, Трой, или как она там себя теперь называет.
Мак-Нил включил свой скафандр:
— Вы все еще не можете нас забрать, профессор?
Ответ прозвучал так ясно, как-будто Форстер оказался в скафандре рядом с ними:
— Я слушал ваш разговор, Ангус. Сэр Рэндольф, повторите, что вы хотите сделать.
— Я тоже вас слушаю, сэр Рэндольф, — голос Спарты был так же отчетлив, как и Форстера.
Мейс глубоко вздохнул, глубоко вдохнув холодный воздух скафандра:
— Меня зовут не Рэндольф Мэйс, — начал он. — Вы можете знать меня под другими именами. Уильям Лэрд. Жан-Жак Леке. Мое имя не имеет значения.