Воздух в огромном зале был удушливый, кисловатый и жаркий. Вальсы стонали лихорадочнее и томительнее. На полу шуршали сухие цветы. Шорох шаркающих ног звучал безутешно. Сквозь шторы просачивался дневной свет: то одна, то другая женщина замечала в зеркале желтизну своего лица и исчезала. Рущук сказал Измаилу-Ибн-Паше: «Чтобы больше не слышать твоей фразы», — и ушел с Мелек. Винон уже была в гардеробной. Маркиз Тронтола вертелся между дверьми в ожидании благоприятного момента. Вдруг он улизнул, бросив косой взгляд на плаксивое лицо дивной графини Парадизи. Она утешилась с мистером Вилльямсом из Огайо. Лилиан обменялась несколькими словами с Рафаэлем Календером. Затем она, белая и надменная, вышла из зала, не обращая внимания на лорда Темпеля, поклонившегося ей. Он последовал за ней, спокойный и очень надменный. В задних комнатах дон Саверио вел деловую беседу с некоторыми господами, которым везло в карты. Графы Тинтинович и Палиоюлаи встретились последними у выхода. Они хотели враждебно разойтись, но повернулись, пробормотали: «Бедный друг» и потрясли друг другу ловкие руки. Подле них зазвенел женский смех, — и придворные тут же поладили с двумя стройными, накрашенными блондинками, экипаж которых куда-то исчез.
По опустевшим залам с их полным театрального обмана блеском, неутомимо шагал, помахивая скипетром, король Фили в пурпурной мантии и бумажной короне. Время от времени он делал повелительный жест и говорил, поднимая кверху ручки:
— Ну, куда вы девались, господин фон Рущук? Теперь вы, наконец, знаете, кто из нас двух король? Один из нас господин! — смело выпрямившись, утверждал он.
Но лакеи уже тушили свечи. Король видел, как тень поглощает его царство; вздыхая и путаясь в своем шлейфе, он двигался по все более узкой полосе света. Наконец, бледный свет утра выгнал его из дому, мимо зевающих лакеев. Никто не обратил на него внимания.
Герцогиня стояла на балконе своей комнаты; она увидела короля в утреннем свете на пустой улице. Наклонившись вперед, видимо робея, он негибкой походкой сановника шел по дороге в своем печальном великолепии. Он показался ей концом празднества. Она вспомнила неиспользованное сладострастие, которое носила по залам на своих губах, своей груди, своих скользящих бедрах и посмотрела вслед этому величеству, на которое не было никакого спроса.
Она послала за ним лакея; иначе король заблудился бы. Лакей со скучающим видом шел впереди, в двух шагах; потом шел Фили, а за ним мальчишка-булочник, которого привлекло это зрелище. К нему присоединился какой-то человек, несший дрова. За ним подошла девушка с корзинами овощей, затем другая с пустыми руками, в красном жакете, со следами ночи на лице. Все они шли молча и тихо ступали. На их лицах не было насмешки, скорее робость. В этой странной фигуре они видели что-то великое, которое, они не знали почему, попало к ним на улицу в шутовском виде. Парни подняли с земли шлейф короля Фили. Так шествие зашло за угол.
Она поручила кавалеру Муцио выведать, сколько дон Саверио заработал в прошлую ночь. Муцио уже знал это. Принц сам не играл; но налог на дам и игроков принес ему 55.000 лир.
— И к этому блестящему делу, — заметил секретарь, — присоединяются доходы с соседнего дома, где у его сиятельства есть дело не менее блестящее.
— Какое дело?
— О, в нем также принимают участие дамы и мужчины — и даже очень горячее участие. Это в некоторой степени дополнение к дому вашей светлости.
— Я хочу взглянуть, что там такое.
— Не советую. Вы разгневали бы принца. К тому же ваша светлость были бы сами слишком… изумлены.
— Тогда скажите, что там происходит.
— Ваша светлость, платите мне сто лир, и за это я выдаю многое. Но так как и дон Саверио иногда дарит мне сто лир, то должно быть нечто, чего я не выдаю.
И он ухмыльнулся, показав желтые зубы.
Поздно вечером появился, напевая, дон Саверио, матово-белый и гибкий; он был навеселе. Он сообщил, что фехтовал, имел деловое свидание на бирже и с подругами своей сестры Лилиан побывал в кабачке. Фрак на груди у него оттопыривался, так туго его карманы были набиты ассигнациями. Он сел и принялся есть конфеты. Он внушал герцогине презрительное и недоверчивое расположение, точно красивый, желтый дикий зверь, прогуливающийся на свободе после успешного применения когтей и зубов.
Она поцеловала его; он сейчас же вытащил из кармана лист бумаги.
— Здесь у меня имена почтенных людей, добивающихся мест городских чиновников. Подпиши это, дорогая. Твоей рекомендации придают значение, и ты поможешь всем.
— И тебе тоже?
— Как это мне? Прежде всего городскому управлению, которому мы дадим дельных служащих. В награду оно даст нам еще два куска земли.
— Оно поразительно щедро, ваше городское управление.
— Что ты хочешь? Мы особы, с которыми считаются.
Она подумала. «Претенденты, — думала она, — дают ему взятки. Он дает взятки представителям города. За это он получает дома почти даром. Но взятки он заставляет давать меня, а дома оставляет себе».
Она покачала головой.
— Твои дела становятся слишком запутанными. Я не последую за тобой, ты напоминаешь мне свою покойную мать.