Горец внимательно и задумчиво посмотрел на Хита и наконец произнес:
— Я думаю, врут. Никакой ты не Хит.
Хит невесело улыбнулся.
— Очень немногие добрались до Лунного Огня, — продолжал венерианин. — То были люди сильные, бесстрашные.
После долгого молчания Хит прошептал:
— Они были глупцами.
Он обращался не к горцу. Он забыл о нем.
Его темный безумный взгляд был устремлен на что-то, видимое ему одному.
— Их корабли гниют в зарослях плавучей травы Верхних морей. Маленькие драконы склевали их тела. — Хит говорил хрипло, монотонно, рассеянно. — За морем Утренних Опалов, за травами и Стражами, за Драконьим Горлом и еще дальше — я видел ЭТО, поднимавшееся из Океана-из-не-воды.
По его телу прошла судорога, исказила изможденное лицо. Он поднял голову, как человек, силящийся вздохнуть; свет факелов заплясал на его лице. Во всей громадной комнате не было слышно ни звука, ни шороха, только тяжелое сопение притихших людей раздавалось тут.
— Одни боги знают, где они теперь, эти сильные, храбрые люди, прошедшие через Лунный* Огонь. Только боги знают, кто они теперь. Они теперь не люди, если вообще живы. — Хит замолчал. Глубокая дрожь пробежала по его телу. Он опустил голову. — Я смог дойти только до окраины.
В полной тишине горец засмеялся:
— Я думаю, ты врешь.
Хит не шевельнулся и не поднял головы.
Венерианин наклонился над ним и сказал громко, чтобы землянин услышал его через расстояние, созданное наркотиками и безумием:
— Ты похож на других, на тех немногих, которые вернулись. Только они не прожили и месяца: они умерли или покончили с собой. А ты, я вижу, зажился!.. — Он схватил землянина за плечи и, резко встряхнув, закричал: — Сколько времени ты живешь?
Маленький дракон завизжал, дергаясь на привязи.
Хит застонал.
— В аду, — прошептал он, — вечно.
— Три сезона, — сказал венерианин, — и часть четвертого. — Он выпустил Хита и отступил назад. — Ты никогда не видел Лунного Огня. Ты просто знал, что нарушившие табу живут на всем готовом до тех пор, пока их не настигнет кара богов!
Он бросил чашу. Та разбилась, и по полу разлилась лужа пузырящейся золотистой жидкости с тяжелым запахом.
— Ты этого хотел! Ты знал, как скрасить остаток своей тупой жизни!
Во Дворце Всевозможных Наслаждений послышалось тихое злобное ворчание.
Затуманенные глаза Хита различили квадратную жирную тушу приближавшегося Карлуны. Больше трех сезонов Карлуна повиновался традиционному закону — кормил и поил парию, который был посвящен гневу богов, ревностно хранящих тайну Лунного Огня. Теперь Карлуна был полон сомнений и очень зол.
Хит громко захохотал. Он слишком мало выпил сегодня, и. это сделало его безрассудным и истеричным. Сидя на койке, он смеялся всем в лицо.
— Я был только на краю, — сказал он. — Я еще не бог. Но уже и не человек. А если вам угодно получить доказательства — пожалуйста!
Он встал, привычным, как дыхание, движением отвязал маленького дракона и посадил к себе на голое плечо.
Минуту он стоял покачиваясь, а затем двинулся через комнату — медленно, неуверенно, но с упрямо поднятой головой. Толпа расступилась, освобождая ему дорогу, и он шел в полной тишине, кутаясь в те немногие обрывки достоинства, что еще имел, пока не приблизился к перилам, где и остановился.
— Погасите факелы, — приказал он. — Все, кроме одного.
— Не надо, — нерешительно возразил Карлуна. — Я верю тебе.
Теперь всех присутствующих охватил страх и невесть откуда взявшееся, почти болезненное любопытство. Люди поглядывали по сторонам, размышляя, куда бы убежать, но никто не покинул зал.
— Погасите факелы, — повторил Хит.
Незнакомец протянул руку к ближайшему факелу и окунул его в ведро. Вскоре все огромное помещение пшрузилось в темноту, лишь в дальнем углу чадил один-единственный факел.
Хит облокотился на перила и уставился в жаркую индиговую ночь.
Из моря Утренних Опалов поднимался густой туман. Он полз над грязью и перемешивался с болотными испарениями. Хит жадно всматривался в туман. Голова его запрокинулась вверх, тело напряглось. В страстном порыве к чему-то невидимому он воздел руки.
— Этна, — прошептал он. — Этна!
С ним произошла почти неуловимая перемена. Куда девалась эта пьяная, изможденная развалина? Он стоял прямо и твердо, мускулы на тощем костяке красиво напряглись.
Лицо его тоже изменилось. Теперь оно дышало мощью. Темные глаза горели таким глубоким огнем, пылали таким нечеловеческим светом, что присутствующие могли поклясться, будто видят нимб над его головой.