Последовала минута молчания, и Старк, суеверный, как всякий дикарь, почувствовал, что ужас охватил все его существо.
— Значит, тебе об этом нашептали ветры, несчастный идиот? — с отвращением прошипела старуха и с удивительной силой и меткостью швырнула в Треона спелый плод. — Заткнись, ублюдок, я до смерти устала от твоих пророчеств.
Треон посмотрел на малиновый сок, стекавший по его груди и капавший на его работу. Наполовину законченная головка была заляпана соком. Судорога восторга все еще сотрясала его тело.
— Ну, — сказала Варра, подходя к Старку, — что ты думаешь о лхари, о гордых лхари, унизившихся до того, чтобы смешивать свою кровь с кровью быдла, обитающего на болотах, о моем полоумном братце, о моих ничего не стоящих кузенах, о маленьком чудовище Боре, последнем отпрыске древа? Тебя не удивило, что я выпустила своего сокола на Эджила?
Вскинув голову, она ждала ответа. Ее серебряные локоны обрамляли лицо, как клочья грозового облака. В ней было самодовольство, которое одновременно раздражало и восхищало Старка.
«Адская кошка, — думал он, — но очаровательная кошка. Наглая, но благородная».
Ее губы приоткрылись не то в ярости, не то в улыбке.
Внезапно Старк схватил ее и поцеловал.
Он сжимал в руках ее гибкое и сильное тело, сжимал, как куклу, и не спешил отпускать. Наконец он выпустил ее и ухмыльнулся:
— Ты этого хотела?
— Да, — ответила Барра, — именно этого. — Она повернулась. Скулы ее опасно напряглись. — Бабушка…
Она не успела закончить. Старк увидел, что жирная старуха пытается сесть, лицо ее побагровело от усилий, в глазах горело страшное бешенство.
— Ты… — начала она. И задохнулась от злобы.
Неслышно появился Эджил. В руке он сжимал какой-то странный тупоносый предмет из черного металла.
— Ляг, бабушка, — сказал он. — Я хотел приберечь это для Барры…
Говоря, он нажал на кнопку. Старк отпрыгнул в спасительную темноту, упал и остался лежать как мертвый. В тишине не прозвучало ни звука, но громадная рука погрузила Старка в забвение.
— …но нашел лучшую цель, — закончил Эджил.
Глава 6
Все красное. Кровь застилала глаза. Он стал вспоминать. Тот, кого он выслеживал, бросился на него, они боролись на голых пузырчатых камнях.
Н’Чака не убил. Повелитель Скал огромен, он гигант среди ящериц, а Н’Чака маленький. Он навалился на голову Н’Чаки прежде, чем деревянное копье успело хотя бы оцарапать его бок.
Странно, что Н’Чака был все еще жив. Видно, Повелитель Скал сегодня сыт, сыт по горло. Только это и спасло Н’Чаку.
Н’Чака застонал — не от боли, а от стыда. Он промахнулся. Рассчитывая на великий триумф, он нарушил закон племени, запрещавший мальчику охотиться на добычу, достойную лишь мужчин, и потерпел неудачу. Старейшина не наградит его поясом и кремневым копьем мужчины, он отдаст Н’Чаку женщинам, чтобы те отхлестали его маленькими кнутами.
Тика станет смеяться над ним, и пройдет много сезонов, прежде чем старейшина дарует ему разрешение на мужскую охоту.
Кровь в глазах. Он моргнул. В нем пробудился инстинкт самосохранения. Он должен как-то подняться и отползти, пока Повелитель Скал не вернулся и не сожрал его.
Но красный туман не рассеивался. Он протер глаза, попытался поднять голову, но не смог, и страх навалился на него, как ночной мороз на скалы долины.
Все было не так. Он отчетливо видел себя, голого мальчишку, шатающегося от боли, поднимающегося и с трудом карабкающегося по сухой глине к сулящему безопасность черному провалу пещеры. Он видел это, но не мог двинуться.
Все не так. Время, пространство, Вселенная потемнели и закружились.
Голос заговорил с ним. Девичий голос, но это не Тика. И речь была чужой.
Тика умерла. Воспоминания пронеслись через его сознание, горькие, жестокие. И старейшина умер, и все остальные…
Голос снова заговорил и назвал его по имени, но это было не его имя.
Старк.
Воспоминания рассыпались, как стекляшки в калейдоскопе. Они бежали, кружились, и он плыл среди них, захлебываясь и теряя силы, и наконец вопль ужаса и отчаяния вырвался из его горла.