Парень послушно встал к кресту, вкладывая руки в висящие наручи. Затянула ремни вокруг его запястий, поднимая руки вверх до упора. Его ноги я тоже развела, так же пристегивая.
Кейни с широко раскрытыми глазами наблюдал это действо.
— Ты тоже раздевайся и сюда! — указала ему на точно такой же крест напротив.
Он дрожащими пальцами начал снимать рубашку, просто фонтанируя своим волнением и страхом. Да... этот свои эмоции явно не привык скрывать, когда как Крийс и вовсе равнодушно прикрыл глаза, просто лишь ожидая моих дальнейших действий.
Со все возрастающим предвкушением хорошей игры наблюдала за раздеванием. Наконец, как-то зло и в то же время испуганно взглянув на меня, зайка избавился от последней детали одежды. Повторно указала ему на крест. Удивительно, но он послушался, на негнущихся ногах подходя к деревянной конструкции.
Быстро затянула ремни на его коже, пугая его своими действиями еще больше. Он дернулся раз, второй, третий… Панически попытался вырваться из удерживающих его пут и закричал. Дала ему пощечину, прекращая панику.
— Терпи. Молча. — Такое ощущение, что мои слова упали камнем на его голову.
Но он замолчал, затравленно глядя. Ох уж эти зайцы… но мне нравится. И этот страх, и еле сдерживаемое желание вырваться из тугих пут, и эти невольно набежавшие слезы на глаза. Задышала чаще, возбуждаясь. Он совсем не умеет скрывать эмоции, и это замечательно!
Повернулась ко второму участнику событий, безучастно смотрящему на наше представление. Что бы такого замутить, чтобы эмоции через край у обоих? О! Знаю!
— Не сдерживайся в эмоциях, — попросила Крийса, беря с полки тугую повязку на глаза, чтобы лишить его зрения. Он не будет знать, что я творю, только чувствовать.
— Да, госпожа, — сразу откликнулся парень, спокойно реагируя и на ремни, и на повязку. Ну да, чего ему паниковать, для него такое привычно. Но будет ли ему привычно то, что будет дальше?
Взяла связку острых ножей, глядя в глаза прямо моему зайцу. Тот испуганно вскрикнул от моего выбора.
— Молча, иначе я буду играть не с ним, а с тобой… — пригрозила ему, наслаждаясь его страхом. Буквально дыша им. Я уже и забыла, как это… сладко.
Он сразу замолк, отчаянно мотая головой, глотая слезы. Дурачок. Это лишь раззадоривает.
Аккуратно поднесла тонкое острое лезвие к нежной коже на шее моего Джордановского мальчика. Глаза зайца стали больше, дыхание чаще. Он так ощутимо боялся, что у меня просто сносило крышу. Но первым делом я дотронулась не острой, а тупой стороной.
Парень замер, мгновенно поняв, что у меня в руках. Мышцы закаменели.
Краем глаза снова понаблюдала за телом напротив. Того буквально уже трясло от ужаса, но глаз отвести от пугающего его зрелища он так и не смог. Ну и ладненько.
Провела по руке Крийса острой стороной ножа, оставляя едва заметную ссадину. На коже выступили крохотные капельки крови. Глаза у зайца стали еще больше, хотя куда уж.
Задышала чаще, буквально кожей ощущая витающую в комнате атмосферу. Сердце в груди гулко бухало, сладко побаливая.
С наслаждением стала водить по коже моего мальчика острым лезвием, вырезая прямо напротив его сердца замысловатый узор. Крийс едва слышно выдохнул, не то наслаждаясь, не то пугаясь близости острия. Крови становилось все больше и больше. Стоны моего холста громче, страх зайца напротив ощутимее.
Сосредоточилась на рисовании, стирая ненужную кровь чистой тряпочкой, а то не видно узора. А остались одни лишь детали. Увлеченно дорисовала задуманное, в последний раз стирая кровь с тела, смочив тряпочку в специальном составе, который её останавливает.
Отошла в сторону, наслаждаясь своим рисунком. Большая графическая лилия с раскрытыми лепестками красовалась на груди у моего мальчика, который уже из последних сил пытался сдержаться и не кончить, боясь даже пошевелиться. Конечно, это же могло закончиться и фатально! До смерти не зарезала бы, но некрасивый шрам точно остался.
— Тебе нравится? — Я повернулась к зайцу, налюбовавшись так возбуждающим меня зрелищем.
Тот уже был в полубессознательном состоянии от пережитого ужаса. Видимо, он подумал, что я тут у него на глазах ритуально зарежу Крийса. А я просто решила, что у моих талантов должны быть поклонники. Так что я очень выразительно посмотрела на него, взглядом показывая, что ему будет, если мои художества его не устроят.
— Д-да госпожа, очень красиво, — проблеял заяц, еще больше бледнея.
— Ты думаешь? — Вот теперь я нахмурилась, якобы недовольно осматривая рисунок. — А я вот все думаю, что чего-то не хватает. Может быть цвета? Надо было делать глубже?