Словно в подтверждение неожиданный порыв ветра вздул пламя на углях жаровен.
Я почувствовал, что корабль моей жизни понесло куда-то в неизвестность.
III. В Страну Мрака
Древние говорили: человек может быть живым, может быть мертвым и может плыть по морю. То есть он еще не умер, но и живым его считать неблагоразумно. Плывущий по морю идет по грани между жизнью и смертью. Лучше всего справедливость этих слов чувствуешь в ветреную ночь на борту корабля, ушедшего вдаль от берега. Когда качаются стены и пол под ногами, скрипят снасти и ты всеми поджилками ощущаешь, что от бездны тебя отделяет только обыкновенная доска.
Я лежал в трюме, закутавшись в плотный плащ из грубой шерсти, и думал.
Рядом со мной спали Самит и Симба, за зыбкой перегородкой ворочали тяжелыми веслами гребцы, а прямо над головой слышались шаги кормчего, управлявшегося с рулем. Палубы у нашего корабля были только на носу и корме, остальную часть прикрывал лишь навес из циновок. Кают тоже не было. Путники, доверившие себя воле волн, ютились посреди грузов, укрытых в трюмах от превратностей непогоды. В этот раз нас, пассажиров, было всего трое.
Корабль шел в порт Лимасол на Кипре. Это был шейти, принадлежавший александрийскому патриарху. Ему предстояло взять там на борт ценный груз: кувшины какого-то особенного вина, которое делали рыцари ордена святого Иоанна Иерусалимского в своем замке, в паре фарсахов от гавани. Самит сказал, что оно называется королевским с тех самых пор, как его по достоинству оценил французский король Филипп, прибывший сто лет назад в наши края освобождать Гроб Господень. Вино отличалось сладостью, крепостью и особенным вкусом, а самое главное, переносило долгую перевозку и хранение. То, что оно долго не закисало и не портилось, будучи откупоренным, делало его очень удобным для причастия в христианских храмах.
Самит, которому были не впервой морские путешествия, едва ступив на палубу, сразу неодобрительно буркнул, что этот корабль больше похож на пиратский. Места для груза мало, зато большая команда, попеременно сидящая на веслах. Это позволяло двигаться с большой скоростью и не зависеть от ветра, а еще при нужде легко превращало гребцов в абордажную команду или десант. Благо осадка у судна тоже была низкая и давала возможность подходить близко к берегу, не опасаясь мелей. Еще это позволяло тайком принять или выгрузить товар вдали от гаваней и таможен, не платя положенных пошлин. Скорее всего, с драгоценным кипрским вином на обратном пути так и поступят.
Нам до всего этого дела не было. В Лимасоле мы покидали корабль вместе с несколькими ящиками белого оманского ладана, предназначенного для того самого командорства ордена Иоанна Иерусалимского. Продавцом значился управляющий александрийского патриарха, который должен был закупить столь необходимое для причастия королевское вино.
Запрет папы римского на торговлю с Египтом создавал купцам некоторые трудности. И если здесь на Востоке коммерсанты попросту плевали на все эти церковные условности – в Александрии было множество франкских контор и даже целый укрепленный фондук для хранения их товаров, – то кастелянам рыцарских замков, которые принадлежали католическому ордену, приходилось соблюдать условности, торгуя через греческих или армянских посредников.
Впервые после того самого разговора с дедом, который так резко переменил мою жизнь, у меня появилось время спокойно подумать. До этого все крутилось и менялось в страшной спешке и суматохе.
Дед не зря говорил, что все подготовил. Оказалось, что распоряжения уже отправлены голубиной почтой нашему управляющему в Александрии, и там нас ждали все необходимые бумаги и вещи. В путь отправились немедленно, в ночь, прихватив с собой по паре самых лучших лошадей на смену. Так и скакали без отдыха. Немудрено, что мои спутники сразу заснули, едва оказавшись на судне.
Я же наконец, радуясь покою, предался размышлениям.
В голове потихоньку начинал раскладываться весь план деда. Прежде всего я задумался о причине такой странной спешки. Старый опытный лис сразу заподозрил неладное. Заемное письмо было выписано неким купцом Авахавом из Солхата. Кто был этот загадочный торговец, рискнувший огромной суммой, да еще в делах с пришельцем из-за тридевяти земель? Почему Омар не обратился к меняле? Ведь, судя по тому, что этот самый Авахав без проблем перепродал потом долг, у тамошних кредиторов не было сомнений в платежеспособности заморского гостя.
Франки торгуют по всему Востоку, у них конторы и в Крыму, и в Египте. Очень может быть, во всем этом замешаны те, кто сидит здесь, в Александрии. Что у них на уме и что кроется за всем этим?