Венгерские повести
Андраш Беркеши
УЖЕ ПРОПЕЛИ ПЕТУХИ
1
Где-то рядом играл патефон. Через распахнутое окно в комнату врывалось танго. Капитан Золтан Шимонфи сидел на спинке потертого кожаного кресла. Казалось, он слушал долетавшую в комнату музыку, пальцы отстукивали ритм танцевальной мелодии, между тем, незаметно для майора Ганса Мольке, Шимонфи пристально вглядывался в него. Немец — высокий, стройный, темноволосый — беспокойно шагал по комнате. У окна он остановился на одно мгновение и посмотрел на мокрые деревья парка.
Шимонфи вдруг остро ощутил горьковатый аромат осени, и ему стало грустно. Память воскресила их тогдашний разговор с женой. Он даже почувствовал, как дыхание Паулы коснулось его лица, как теплые ее слезы закапали на его ладони.
— Паула, милая, — прошептал он. — Успокойся.
Паула продолжала плакать, а Шимонфи не хотелось лгать ей.
— Ты согласен служить нилашистам? — спросила Паула.
— Я служу родине, Паула. Бог тому свидетель, я глубоко уважаю регента, но это уважение и привязанность…
Паула не дала ему закончить:
— Ты присягнешь на верность Салаши?! — Она с недоумением смотрела на мужа.
Шимонфи ответил уклончиво:
— Дорогая, послушай меня: если бы против нас на фронте стояли англосаксы, поверь, я, ни минуты не задумываясь, перешел бы на их сторону и до последней капли крови воевал бы тогда против немцев. Но в данной ситуации я не могу поступить так… Нилашисты тоже против русских, значит, мне нужно быть рядом с ними. Не могу иначе.
Через силу улыбнувшись, он продолжал:
— Нет, дорогая, бояться нечего. Кстати, Ганс Мольке официально назначен моим советником, он настолько верит мне, что… — Он умолк. Нет, это ей не положено знать.
— Что? — переспросила Паула. — Почему ты вдруг замолчал?
— После того как прапорщик Деак… — начал он неуверенно.
— Что там опять случилось с Табором?
— Собственно говоря, не случилось ничего, Паула. Просто мне неприятно говорить об этом…
— Я твоя жена, Золтан. А Габор не только твой друг, но и мой тоже. Я хочу знать, что с ним произошло.
Шимонфи опустился в кресло.
— Боюсь, ты неправильно поймешь меня.
— Не уходи от ответа, Золтан.
— Габор глупо попал под подозрение. Я даже не знаю, в чем его конкретно подозревают. Мольке открыл мне только, что это он попросил взять Габора на работу в следственную группу. Ну это понятно: так он будет постоянно на глазах, проще контролировать каждый его шаг.
— А ты предупредил Габора о грозящей ему опасности?
— Дорогая… Хотя Габор и мой друг, но я все равно не имею права это сделать. Я солдат. Я связан присягой… обязан хранить тайну.
— Ты, Золтан, прилежно отрабатываешь свой хлеб. Ты продолжаешь настаивать, чтобы я уехала к Эльзе в Винернойштадт?
— Я за тебя боюсь, дорогая, и потому прошу: уезжай. Впереди тяжелые дни…
— Я поняла. Все в порядке, Золтан. Что ж, ты сам так пожелал…
Двадцатого октября Паула уехала…
…Шимонфи стряхнул с себя паутину воспоминаний. Мольке по-прежнему расхаживал по комнате, по-прежнему играл патефон за окном. К своему удивлению, Шимонфи заметил, что теперь в комнате находится еще и Таубе. Он никак не мог вспомнить, когда же тот вошел. Таубе, высокий мускулистый молодой парень в черном шерстяном пуловере до подбородка, плотно облегающем его мускулистое тело, уставился безразличным взглядом на противоположную стену. Шимонфи не любил Таубе. Будь его власть, он уже давно предупредил бы Габора Деака, чтобы тот был поосторожнее со своим ординарцем: этот молчаливый служака по указанию Мольке постоянно шпионит за Табором.
Но Шимонфи ничего не сказал об этом Деаку, оправдавшись перед самим собой все той же ссылкой на служебную тайну и военную дисциплину…
Он размял в пальцах сигарету и закурил. Шимонфи пришло в голову, что три недели назад, когда они впервые увидели друг друга, Таубе совершенно в такой же вот позе стоял, уставившись в никуда. Шимонфи вспомнил просьбу Мольке: «Прикомандируйте рядового Таубе к прапорщику Деаку, господин капитан. Приказ о его перемещении, насколько мне известно, уже прибыл».
Шимонфи не понравилось это распоряжение, и он сразу сказал об этом майору.
— Назначить парня денщиком к господину прапорщику, конечно, можно, но я не согласен с вашим распоряжением. Прапорщик Деак честный человек. Я могу поручиться за него.
Позднее, обдумав происшедшее, Шимонфи пришел к выводу, что германская секретная служба раскинула паутину своей агентуры широко, во всех слоях венгерского общества — от кабинета премьер-министра до армии, включая рядовых солдат. Шимонфи нынешнее положение вещей казалось чуть ли не личным оскорблением, и это определяло его отношения с Мольке.