— Разумеется.
— Какая же?
— А та, что он женат. Если раньше времени разболтать об этом, можно повредить разводу. Ведь совсем не безразлично, по чьей вине развод.
— Это она говорила вам?
— Да я и без нее знаю… А тут как — то она пришла вечером и попросила разрешения пожить у меня. Я согласилась, потому что любила ее. Она пришла всего с одним чемоданом — вещей взяла с собой мало.
— И вы из этого заключили, что Маргит собирается поехать за границу?
— Она сама сказала. Мол, хотела бы съездить дней на десять…
— У вас ничего не осталось из ее личных вещей?
— Кое — что осталось: пуловер, две пары туфель. Но я сообщила об этом, когда здесь были из городской милиции.
— Я имею в виду такие вещи, на которые тогда, возможно, вы не обратили внимания. Ну, скажем, фотография, книги или что — нибудь подобное?
— Фотография? Нет, не было. А вот книгу она одну приносила. Потом унесла обратно.
— Не помните, как называлась книга?
— Погодите… сейчас., вроде бы «Бабочка» или что — то в этом духе.
— Не «Мотылек»?
— Верно! «Мотылек». Теперь я точно вспомнила. Она еще говорила, что книга очень увлекательная. Приключения не то пленника, не то узника какого. Нельзя, дескать, оторваться. Конфуз, правда, вышел с этой книгой. Раз утром Маргит ушла было на работу, но тут же вернулась за книгой, сказала, что книга не ее, и она обещала сегодня, в тот день, значит, вернуть. И рассердилась на меня за то, что я как — то поставила на книгу чашку с молоком и остался след. Маргит сказала еще: «Ну вот, теперь на меня подумают, что я неряха…»
Бартош, рассеянно слушавший рассказ Розалии, сделал пометку в блокноте: «„Мотылек“. След от чашки».
— Скажите, а она никогда не упоминала имени этого мужчины? — спросил он. — Может, случайно?
— Маргит всегда называла его «он». Будто у него вовсе и нет имени. Только раз…
— Что только раз?
— Раз только, когда, мы были в Веселом парке и возвращались с «американских горок», она вроде бы назвала имя. Да и то… не настоящее, а скорее прозвище. Я еще помню, рассмеялась тогда, подумав: как можно человека назвать так… Погодите, как же она сказала? Орленок… Нет…
— Ястребок? — попытался прийти ей на помощь Бартош, но Розалия отрицательно замотала головой и сосредоточенно наморщила лоб.
— Нет-нет. Сокол… соколик, тоже нет… Вспомнила. Кондор! Да. Она сказала: «Вот если бы Кондор видел!» Я и рассмеялась: человек — и кондор…
«Кондор», — записал в блокноте Бартош и трижды подчеркнул. Потом простился.
«Итак, подведем итоги, — рассуждал он сам с собой. — Маргит встретилась на улице Резчиков с мужем; они поссорились, и она, разозленная, вернулась домой, сюда. Сварила кофе, поела дыни и вернулась на работу, откуда ушла в пять. И больше ее живою никто уже не видел. Где она находилась с пяти часов до момента своей гибели? У Кондора?..»
Бартош чувствовал, что этот Кондор — ключ к разгадке. Удастся ему отыскать Кондора — он сразу приблизится к раскрытию дела.
Он прошел из конца в конец улицу Резчиков, заглянул в отдел загранвиз. В памяти всплыли слова капитана Зентаи, под началом которого он начинал службу: «Сколько бы раз ты ни шел по одному и тому же следу, всегда найдешь еще что — то новое и нужное».
След ведет на Черхатскую
— Итак, что же вас беспокоит, мой молодой друг? — спросил Салаи, когда они сели за кофе. — Дело Добровича? Помню-помню. Женщина была заколота ножом, и подозрение пало на ее мужа.
— Да. Муж угрожал ей, почему, собственно, милиция и арестовала его. Сначала он отрицал свою вину, потом во всем признался, а на суде снова отрицал.
— Полагаю, вам известно, что это не какой — то исключительный поворот событий, — заметил доктор. — Такое нередко бывает.
— Я считаю, что Добрович не убивал.
— Тогда зачем признавался в убийстве? Вас интересует мое мнение как врача. Но это ведь выходит за рамки медицины…
— Я не верю в его виновность. Но не могу пока подтвердить это доказательствами.
— Если он и впрямь невиновен, как вы говорите, то сами это докажете.
— Премного благодарен за столь высокую оценку моих способностей, но пока я не нащупал никакого следа.
— Видите ли, след — это весьма странная и капризная штука. Зачастую мы даже не предполагаем, что след жулика уже в наших руках. Знаете, что говаривал один мой давний приятель, инспектор, служивший еще в старой полиции? Всякое сложное дело, по сути, до бесконечности просто. Более того, сложных дел вообще не существует, но это выясняется лишь тогда, когда дело уже распутано.