Дербиро. Его зовут Ласло Деаком.
Деак. Мой брат?
Дербиро. Да.
Мольке подождал несколько минут, но в кабинете, где шел допрос, стояла тишина. Что это? Или Деак в обмороке?
— В серванте найдется коньяк, Таубе, — небрежно бросил Мольке лейтенанту. — Достаньте и налейте.
Таубе выполнил приказание. Достав из серванта две рюмки, он поставил их на столик и наполнил.
— Дело запутывается, господин майор.
Мольке, расхаживающий по кабинету, остановился и повернулся к нему. Он смотрел на бокалы, в которых золотился напиток, а сам думал, что скоро кончатся его запасы, привезенные из Парижа, и следовало бы загодя позаботиться о пополнении. Ах да, лейтенант Таубе ждет его ответа! Мольке поднял свою рюмку и беззаботно улыбнулся…
— Наш друг Деак выкидывает финты, словно итальянский, фехтовальщик. Ваше здоровье, лейтенант.
— За ваше здоровье, господин майор!
Они выпили.
— Я назвал пароль, — сказал Таубе, — но господин прапорщик и ухом не повел. Начал философствовать об историческом романе.
— Да, я прослушал запись вашего разговора. Вы зря пустились в разъяснения.
Лейтенант, пригладив волосы, убежденно сказал:
— Надо было обеспечить себе отступление. Для того я и взял с собой «Звезды Эгера», чтобы мой интерес к этой книге был оправдан. Господин майор, надо бы сказать радиоперехватчикам, чтобы они проследили за прежней волной радиостанции Ландыша. Если Деак понял пароль, он умышленно не ответил на него, значит, он что-то подозревает и теперь попытается получить более подробную информацию из Москвы обо мне.
Мольке согласно кивнул и подумал, как все-таки легко работать, когда имеешь дело с умными и умеющими думать сотрудниками. Впрочем, нечего удивляться: офицеры абвера получают основательную подготовку. Это настоящие мастера разведки и контрразведки.
— Спасибо, Таубе, я уже распорядился. Так что вы правы.
Он пододвинул кресло поближе к столу, удобно расположился в нем и по-дружески принялся наставлять Таубе. Он говорил о методах советских разведчиков, потому что это самое главное — освоиться с их системой.
— Деак для меня труден как противник потому, что я не знаю устройства его мышления, структуру его логики. Моя ошибка, что я не удосужился поговорить с ним и потому теперь не могу поставить себя на его место, начать думать за него. — Мольке задумчиво посмотрел в окно и словно про себя добавил: — Ну, конечно, если увижу, что все летит к черту, я в общем-то хоть сейчас могу арестовать его. Какие-то доказательства я уже имею.
— Доказательства? — удивленно поднял брови Таубе. Выходит, Мольке скрывает что-то даже от него? Это непорядок. — Мне о них ничего не известно.
— Деак не доложил, о чем он говорил с Анитой, — засмеявшись, сказал Мольке.
— Знать ровно столько, сколько необходимо для выполнения задания! Кто это сказал, господин лейтенант?
— Если не ошибаюсь, — полковник Лоуренс. Вы правы, господин майор, — весело отвечал Таубе и с извиняющейся улыбкой закурил сигарету. — Это только моя личная обеспокоенность. Ведь если Деак что-то заподозрит, он быстренько смоется. И тогда на фронт отправится не только господин майор, но и я.
— Никуда он не денется, — твердо отрезал Мольке и поднялся. — Если он действительно Ландыш, то будет держаться до последнего патрона. Стойкость — характерная черта советской разведки. И свой пост он может оставить только по приказу. А ему положено стоять насмерть. Ведь у Ландыша приказ: спасти Ференца Дербиро.
4
Шимонфи не находил себе места. Иногда он думал о том, что должен предупредить Деака об опасности, но тут же отказывался от мысли немедленно поехать к приятелю, успокаивая себя тем, что волноваться излишне: неумело расставленные ловушки Мольке только докажут благонадежность Деака. В конце концов Золтан решил, что Деака он в беде не оставит, но пока ничего предпринимать не следует, поскольку события и время работают на Габора. И он отправился к Мольке.
Майор принял его вежливо, даже виду не показал, что сердит за то, что утром в присутствии полковника Германа он подверг сомнению целесообразность акций, направленных против Деака. Тучи слегка разошлись, и сквозь щелку в их пологе неярко блеснуло солнце. И этот мягкий свет словно добавил сил Шимонфи, и тот сразу почувствовал себя свободнее, легче. Теперь всем своим поведением он хотел бы дать понять майору, что ни капельки не боится его.
У майора на столе стоял магнитофон, и капитан Шимонфи с любопытством уставился на незнакомое устройство. Мольке заметил заинтересованный взгляд Шимонфи и, незаметно усмехнувшись, позволил капитану обстоятельно рассмотреть аппарат.