По моему личному убеждению, большие изменения, произошедшие в конце 1980-х годов, нельзя автоматически выводить из событий середины 1950-х годов. «1956-й год» не изменил коренным образом существующий общественный уклад. Однако он изменил отношение людей к этому укладу, т. е. общественную ментальность, психологическое восприятие диктатуры как естественного состояния жизни. Новое отношение проявилось прежде всего в иных индивидуальных и общих целях, которые люди ставили перед собой, при этом новые поколения, выбирая и формулируя свои цели, критически осмысляли опыт и поведение отцов. И один из важнейших факторов, определявших этот процесс, был связан как раз с тем, рассматривало ли общество существующий режим как нечто постоянное, извечное – или, напротив, как нечто временное. Именно здесь, именно в этом плане 1956-й год и принес изменения: итогом борьбы явилось осознание того факта, что придется долгое время жить в условиях режима советского типа в той или иной его вариации и господства советской империи. В том способе, которым общество пережило 1956 год, был заключен парадокс, ведь пережитой опыт, с одной стороны, указывал на то, что перемены возможны, а с другой стороны, и на то, что собственными силами, без поддержки великих держав, а тем более вопреки их интересам, сделать ничего нельзя.
«У истоков всех великих демократий стоят революции – революции, в ходе которых порой слетали королевские головы», – писал в 1945 году Иштван Бибо. «Революции эти, – продолжает он, – не обязательно связаны с определенными этапами в общественно-экономическом развитии: социальные и экономические переходы могут происходить и без больших политических потрясений, но для того, чтобы можно было говорить о демократии […], непременно должна свершиться единственная революция – революция человеческого достоинства».[6] Под политическими революциями, как правило, понимают поворотные пункты в историческом развитии, когда вовлекаются в действие широкие массы, выступающие под лозунгами демократических свобод, создания более совершенного демократического устройства. Нередко всё это сопряжено с насилием, заставляя вспомнить чарующие и вместе с тем пугающие образы Великой Французской революции 1789 года. В повестку дня политических революций неизменно ставятся и требования модернизации и прогресса – решение этих задач в принципе достижимо и при недемократических политических системах, однако демократические формы устройства обеспечивают более благоприятные для человека условия их осуществления. Венгерский «1956 год» соответствует такому пониманию революции, ведь в результате тех событий был разрушен, пусть не до самых оснований, весь прежний порядок, при котором политические свободы жестоко подавлялись во имя воплощения туманной утопии, а вместо строгого выполнения законности и демократических процедур существовал произвол власти, причем власти, подчинившей страну интересам внешней силы – империи, в основе которой лежала иная культура. Заложенный в той революции потенциал не был реализован, то подлинно новое, что должно было прийти на смену свергнутому режиму, предстает перед нами в неоформленном виде. Венгерский «1956 год» не только был развилкой, открытой для реализации разных альтернатив, но нес в себе многозначное содержание. Его можно трактовать и как мощное антитоталитарное восстание, и как попытку возвращения к идеалам либеральной демократии, и как эксперимент, устремленный в будущее, осуществлявшийся во имя более справедливого социалистического устройства, основанного на принципах подлинного самоуправления, и как яркое проявление борьбы против ущемления национального достоинства.
От автора
Вниманию читателя предлагается полтора десятка собранных под одной крышей очерков, объединенных общей темой – «Венгрия. Кризис осени 1956 года». В нашей книге речь идет отнюдь не только о происходившем на улицах Будапешта в те драматические дни. И не только о внешнеполитических аспектах событий, приковавших к себе внимание всего мира – достаточно сказать, что именно собирательный образ венгерского повстанца стал «человеком года» (1956 года) по версии американского журнала «Тайм». В центре нашего внимания находятся также долгосрочные последствия тех событий для Венгрии, советского блока, межблоковых отношений, осмысление и учет венгерского опыта 1956 года в политической практике последующих десятилетий, основные тенденции международной историографии. Книга продолжает и развивает на обширном фактическом материале тему, разработке которой была посвящена моя монография 2003 года «Прерванная революция. Венгерский кризис 1956 года и политика Москвы». В отличие от той монографии, пытавшейся создать целостный образ этого заметного события европейской истории второй половины XX в., уделив вместе с тем основное внимание советскому фактору, новая книга сосредоточена на более углубленном изучении отдельных, существенных с точки зрения автора, аспектов «венгерской трагедии», рассмотренных в 60-летней исторической перспективе.
6