– Вы не уезжаете, – ответил князь. – Уезжаю я!
Алета смотрела на него, широко открыв глаза от изумления.
Князь сердито сказал:
– Я только терзаю себя, но я не могу более мучиться!
– Я… я не понимаю! – пробормотала Алета.
– Я знаю, – ответил князь. – Я вижу каждую мысль в твоей прелестной головке, каждый вдох, который ты делаешь, каждое биение твоего сердца!
При этих словах Алета задрожала от переполнивших ее чувств.
Инстинктивно она положила руку себе на грудь, чтобы успокоить волнение.
– Я люблю тебя! – сказал князь. – Я люблю тебя так, как никогда еще не любил. Вот почему, сердце моей души, я должен уехать.
– Но почему… почему? – спросила Алета. – Я… я не понимаю!
– Ну конечно, не понимаешь, – был ответ. – Ты так невинна, так желанна! Я хочу взять тебя на руки и отнести в мой домик в горах, где мы могли бы быть вместе, вдали ото всех.
Алета почувствовала, что все ее тело дрожит от странного волнения.
В глазах князя она увидела огонь, который никогда прежде не встречала.
– Будь мы там, моя любовь, – продолжал он, – я научил бы тебя любви, – не той холодной любви, которую мог бы дать тебе англичанин, а страстной, горячей венгерской любви, которой нельзя противиться!
Он говорил так неотразимо, что Алета инстинктивно шагнула к нему.
К ее удивлению, князь попятился.
– Не подходи ко мне! – сердито произнес он. – Я не осмеливаюсь прикоснуться к тебе! Если это произойдет, я сделаю тебя моей! После этого ты никогда не сможешь сбежать, а я никогда не отпущу тебя!
– Ты… любишь меня? – тихо спросила Алета, словно это было единственное, что она поняла из его слов.
– Я люблю тебя! – сказал князь. – Я люблю тебя страстно, яростно, пламенно! Но, дорогая моя, драгоценная моя, я ничего не могу поделать.
– П-почему?
– Ответ прост, так же. как эти цветы, чистые и непорочные. Разве могу я разрушить нечто такое прекрасное и совершенное?
Алета непонимающе смотрела на него. Звездный свет заиграл в ее волосах, и князь отвернулся, словно не в силах смотреть на нее.
Я не хочу говорить этого, – сказал он, – но было бы нечестно заставлять тебя теряться в догадках;
– Пожалуйста… скажи… объясни мне… о чем ты говоришь, – умоляюще попросила Алета.
– Я уже сказал тебе, что люблю тебя, – начал князь, – и думаю, что и ты хоть немного, но любишь меня.
Алета что-то согласно пробормотала, и он продолжил:
– Для меня было бы райским блаженством принять твою любовь и сделать ее частью моей, как это и есть сейчас.
Почти застонав, он добавил:
– Но этого я никогда не осмелюсь сделать.
– Почему же… скажи мне… почему?
– Потому, драгоценная моя, прекрасная моя англичанка, ты – леди. Если бы ты не была ею, если бы ты приходилась родственницей такому человеку, как Хевиц, который покупает и продает лошадей, я увёз бы тебя с собой и мы были бы очень, очень счастливы вместе!
Алета не издала ни звука. Она начинала понимать, о чем говорил князь, и чувствовала, что ее тело каменеет.
Князь взмахнул рукой.
– Этот путь не для нас, а моя семья ни за что не позволит мне жениться на тебе.
Эти слова прозвенели в ушах Алеты, словно похоронные колокола.
Она никак не могла понять, почему орхидеи вокруг не упали на пол, а покрывавшее их стекло не рассыпалось на мелкие кусочки.
– Ты видела моего отца, – продолжал князь. – Ты понимаешь, что если его старший сын возьмет себе жену из тех, кто не равен нам по крови, это разобьет ему сердце.
Алета не могла пошевелиться.
Она чувствовала леденящий холод, словно в ее теле не осталось ни кровинки, а вместе с кровью ушла и жизнь.
– С того самого момента, как я увидел тебя, я понял, что ты особенная, не похожая ни на одну женщину, которую я знал прежде, – говорил тем временем князь. – Когда ты стояла у балюстрады королевского дворца, тебя окружало сияние, и я сразу понял, что в мире нет никого прекраснее тебя!
На мгновение князь закрыл глаза руками, а потом произнес:
– С тех пор я не спал и думал только о тебе. Дни и ночи напролет твой образ пребывал со мной, пока я не решил, что меня преследует твой дух.
Он на мгновение умолк и добавил голосом, в котором звучало страдание:
– Потом ты вернулась, и вначале я был невероятно, непостижимо счастлив просто потому, что ты была со мной.
Его голос стал глуше.
– Все остальное ничего не значило для меня. Я только ждал момента, когда я смогу обнять тебя и целовать так, чтобы, в конце концов, мы могли думать только друг о друге.
Алета хотела сказать, что мечтала о том же самом, но князь продолжал:
– Нет нужды говорить, что ты ездишь верхом лучше любой другой женщины, которую я когда-либо видел. Тебя можно сравнить разве, что с императрицей – но, впрочем, это не важно.
Бросив на нее долгий взгляд, он сказал:
– Дело не в том, как ты ведешь себя, что говоришь или о чем думаешь. Это некая божественная искра, горящая в тебе, искра, которую я искал и о которой мечтал без надежды когда-либо встретить ее наяву.
Алета могла бы сказать то же самое и о нем.
Ей хотелось разрыдаться и умолять князя не разрушать то прекрасное чувство, которым была их любовь. Но она не смогла произнести, ни слова.
Князь снова заговорил:
– Если бы я сделал тебя своей женой, – а ради этого я готов отдать душу! – я не смог бы сделать тебя счастливой. Вдвоем с тобой мы очутились бы в раю, но жить нам пришлось бы в самом обычном мире.
Глубоко вздохнув, он добавил:
– Моя семья никогда не простила бы мне того, что они сочли бы мезальянсом. Каждый день ты мучилась бы, зная, что они говорят, делают и думают о тебе.
Он сделал паузу и продолжил:
– Я не смог бы защитить тебя, и постепенно, подобно капле, точащей камень, этот мир разрушил бы нашу любовь.
Князь выпрямился, словно став выше, и завершил свою речь:
– Вот почему, дорогая моя, я уезжаю завтра, и никогда больше не встречусь с тобой.
Отчаяние, звучавшее в его голосе, едва не заставило Алету броситься к князю и обнять его.
Ей хотелось сказать ему, что им не придется страдать, что несколькими словами она может заставить беду исчезнуть.
Пока она пыталась подобрать подходящие слова, князь произнес:
– Прощай, мой прекрасный дух, Я буду молиться, чтобы Господь защитил тебя, и чтобы в один прекрасный день ты нашла мужчину, который будет любить тебя так же, как я, и отдаст жизнь за то, чтобы ты никогда не страдала.
На мгновение князь задержал взгляд на лице девушки. Затем он опустился на колено, взял в руку край ее платья и почтительно поцеловал его. Алета смотрела на него в крайнем смятении. Когда князь поднялся на ноги, она заговорила голосом, совсем не похожим на ее собственный: – Миклош… подожди… я… я должна рассказать тебе…
Она не успела договорить. Князь уже ушел. Он открыл дверь оранжереи и исчез в окружающем мраке.
Алета смотрела ему вслед. Она закрыла глаза руками.
Неужели это произошло на самом деле?
Неужели князь Миклош признался, что любит ее?
И в то же время он не женится на ней.
«Я должна… рассказать ему, – подумала девушка. – Я расскажу ему, что он… ошибся… что его семья примет меня… и мы будем вместе… и станем счастливы…»
Она сделала шаг к открытой двери.
Внезапно в душе девушки поднялась гордость, о которой она не подозревала. Алета остановилась.
Если Миклош действительно был так проницателен, если он, как и говорил, мог читать мысли и чувства девушки и слышал каждый удар ее сердца, почему же он не увидел правду?
Почему он не понял, что в жилах Алеты течет такая же голубая кровь, как и в его собственных?
Почему он не догадался, что ее семья значит в Англии столько же, сколько Эстергази значат в Венгрии?