-- Бе-ей! -- старался Митрей.
-- Покоренить их, покоренить! -- додумался между тем Ерема. -- Чтоб не вылезли их черные души из провалов земных на белый свет, Не морочили добрых людей, не губили бы люд честной.
И, словно одурманенные духом злобы, волокли мужики ваги да топоры к двум могучим дубам, что мирно доживали свой век у околицы села. Подсунули ваги под узловатые корни:
-- Навались! И-эх! Навались!..
Заскрипело дерево, застонало, отрываясь от земли, с которой наживо срослось за свои не то двести, не то триста лет. И пахнуло из-под напрягшихся корней темнотой и пустотой.
Застучали топоры, подрубая корни. Дуб накренился, осел на ваги.
-- Тащи пастуха! Ведьму тащи!
С пастухом едва могли управиться три дюжих мужика, так рвался он, но тут подоспел Митрей и обрушил кулачище на беловолосую голову. Повис пастух на руках, что держали его. Затолкали парня под корни дубовые и начали опускать дерево, закрывая яму. Страшная, древняя казнь!..
Зарыдала Ульяна, с мольбой глаза к небу подняв, и вдруг...
Луч солнечный пробился сквозь влажную утреннюю мглу. Сперва был он ярок и желт, потом сделался пронзительно-синим. Накрыло дуб лучом, и на некоторое время синее сияние ослепило всех, а когда оно рассеялось, увидели люди, что пуста яма под корнями дубовыми, нет там пастуха-оборотня, будто никогда и не было!
-- Черт силен, завелся и в синем! -- пробормотал Ерема, невольно разжимая пальцы, что цеплялись за Ульянину одежду...
Егор ворвался в зеленые чащи и метался, отчаянно зовя Лешего. И вот зашумело, загудело, заухало-- и предстал пред ним верный друг колдуна. На его плече сидел филин, насторожив круглые желтые глаза.
-- А, вот вы...-- еле выговорил Егор.-- Они чуть не убили меня! Они меня убивали! И убьют деву, что живет у истока. Может быть, уже... Идемте в деревню. Ведите за собой лес. Покличьте всех "вторых": водяных и полевых, овинников и кикимор, банников и русалок, домовых и дворовых. Изведите людей! Всех до единого! Передушите, передавите, в смерть защекочите, волосы по волоску повыдергайте! Мороку напустите! Скотину потравите! Ну! Зовите всех! Я сам с вами пойду!
-- Тебе ль этого хотеть? -- спросил Леший негромко, и словно бы застонало вдали умирающее дерево.
-- Но разве желание отомстить чуждо человеку? -- удивился Изгнанник вопросу.
-- Тебе откуда про желанья людские знать? Да разве человек пожелает беды и пропасти целому миру?! Михаила никому зла не делал. И я не сделаю. Путь твой неведом мне, но... вспоминай, что он тебе наказывал. Прощай!
И сгинул Леший -- только зеленая метель Егора окутала. Однако порыв ветра не остудил его жара. Не разбирая дороги, вырвался он из сетей леса, и тут, на краю овсяного поля...
-- Пришел, голубчик! Вернулся, родименький! Ну что, тяжко тебе с людьми? Тошнехонько? Нужна ли подмога наша?
-- Нужна, нужна! -- не помня себя крикнул Изгнанник, и сестры-лиходейки, простоволосые да изнуренные, голодно блестя глазами, засуетились вокруг:
-- Кого же возьмешь с собой, кормилец ты наш? Невею? Иль Гнетуху? Трясавицу покличешь? Вешнюю?
-- Всех, всех зову! -- манил Егор.-- Каждой достанется! Идите на деревню! Кости ломите, шеи кривите, уши .глушите. Очи людям слепите, тела измождайте, лепоту изменяйте, зубы роняйте. Берите их, всем вам поживы хватит! И тебе, Трясавица, и тебе, Огневица! -- метался он меж лихоманок.-И вам хватит, Гнетуха да Маяльница, Невея да Колея, Знобея да Чи-хея, Ломовая да Бледнуха, Вешняя да Листопадна-я-а!..
2
-- А-я-а!.. -- стонал телефон.
Егор вскинулся. Отчаянно колотилось сердце.
Ночью поднялся ветер. Чернота билась в окна, хлопала неплотно прикрытой дверью подъезда, металась в вершинах тополей. Отдыхала на минуту-- и снова начинала свой захлебывающийся, ошалелый вой. Сон пришел только на рассвете, и вот звонки...
Слушаю,--- буркнул Егор, но хмуро улыбнулся, услышав голос своей лаборантки:
-- Доброе утро! Юлия Степановна просила вам позвонить... Улыбки как не бывало.
-- Н-да? И что?
-- Сегодня в Отделе будут гости, с самого утра. Никифоров вчера забыл вас предупредить.
--- Ес-стес-ственно,-- процедил Егор.
-- Кажется, это журналисты из Москвы или писатели,-- туманно объясняла девушка.-- И еще какой-то инженер. Общественная комиссия по строительству этого завода, вы, наверное, слышали? Юлия Степановна рассказывала.
-- Мне она рассказала бы в последнюю очередь, -- сухо произнес Егор, и в трубке послышался вздох. Его вражда с Юлией ни для кого не тайна. Ладно, причем тут эта девочка? --- Так что от меня требуется, Наташа?
-- Юлия Степановна убедила шефа, что нужно показать вашу лабораторию.
Вот это да! Такого жеста от Юлии он не ждал. А скорее, здесь какой-то подвох, который она устраивает со своим обычным ласковым коварством.
-- А к своему опытному полю она уже охладела?
-- Нет, но она считает, что на москвичей подействует скорее нечто нетипичное, фантасмагорическое! Это она так сказала?
-- Да. То есть...
Вот он, подвох! Очередной повод для издевок! И все-таки есть возможность показать лабораторию.
-- Спасибо, Наташа. Я сейчас приду.
-- Егор Михайлович, она ничего такого не...
-- А вот это, Наташа, просто невозможно, чтобы Юлия "ничего такого не" -- если это по отношению ко мне! Ну, до встречи.
Спустя полчаса он был в Отделе. Следом прибежала Наташа к Егор отправил ее прибираться в лаборатории, буде эти столичные гости и впрямь вознамерятся заглянуть в "цветник", как почему-то называл его лабораторию начальник Отдела. Зато опытные поля Юлии Никифоров величал исключительно "плантацией".
Пришлось подождать. Наверное, гости завтракали и осматривали владения совхоза. Чего бежал, спрашивается? Егор ходил по коридору и злился на шефа, на Наташу, на...
Наконец за окном мелькнула машина, и Егор прошел в кабинет начальника Отдела, куда уже явились сам Никифоров и еще трое. Они были первыми посторонними, не узкими специалистами, а, так сказать, широкой публикой, которым Егор должен был показывать свою лабораторию, поэтому он разглядывал их с понятным любопытством.
Обращал на себя внимание небольшого роста черноголовый человек с морщинистым подвижным лицом. Он и сам был быстр в движениях, и в своей модной серебряной куртке казался каким-то проворным металлическим зверьком.
-- Газета "Вперед"! -- сунул он руку Егору.-- Специальный корреспондент Голавлев. От слова "голавль" -- рыба есть такая, знаете?
-- Да,-- кивнул Егор.-- А меня зовут Егор Белый.
-- Очень вам фамилия подходит! -- радостно закивал Голавлев.-- Как нарочно, под цвет волос!
Господи, сколько раз он уже слышал это! Да ладно, недолго осталось... Егор протянул руку очень высокому, статному старику с резкими чертами лица. Тот мрачно глянул из-под бровей:
-- Михаил Антонов, писатель.
-- Я что-то читал...-- вежливо пробормотал Егор.
-- Врете! -- улыбнулся Антонов.-- Бездарно врете. Сроду вы моих книг не читали. Ну да Бог с вами. Я ведь не на злобу дня пишу, а так -- сказки всякие. Впрочем, может быть, это вас заинтересовало бы. Вы ведь тоже в некотором роде сказочник со своей памятью растений.
Неужели Никифоров уже отпустил дежурную порцию "комплиментов" в адрес Егора? Однако серые глаза Антонова улыбались доброжелательно.
-- А это-- гип ГИАПа, если так можно выразиться,-- вмешался Никифоров,-- Главный инженер проекта Государственного института Азотной промышленности Дмитрий Никитич Дубов.
Дубов был четырехугольным человеком с коротко остриженной головой и прямым взором. Взяв Егора за руку, он стиснул ее и отпустил, будто ненужную. Егор перевел дыхание от боли, но виду не подал.