Страстный порыв Гарри снова остался неудовлетворенным – на столике затренькал мобильный телефон. Яна подумала, что «плохого парня» точно придется отправить к врачу для лечения упавшей потенции, и покосилась на мобильник. «Валерий», – оповестил ее экранчик. Звонил риелтор, занимавшийся пока безуспешными поисками жилья для Яны. От звонка проснулся Ганс и, пошевелив ушами-локаторами, недоверчиво покосился на трубку.
– Порядок, Ганс, – успокоила собаку Яна. – Звонит наша с тобой последняя надежда… Здравствуйте, Валерий, – поприветствовала она риелтора. – Ну как, есть новости?
– Есть, а как же, – с деланым оптимизмом ответствовал риелтор. – Вы сегодня свободны?
– Во сколько? – насторожилась Яна. Ольга приедет только после восьми, а без бойкой и опытной в таких вопросах подруги Яна ехать не хотела.
– Давайте встретимся в полпятого на «Таганской», – торопливо заговорил риелтор. – Квартира в Подмосковье, в Люберцах, так что будет проще, если мы поедем туда вместе. Очень, скажу я вам, хороший вариант. Однушка, третий этаж, балкон, телефон, все как полагается. И недорого – то, что вы хотели.
– А позже нельзя? – неуверенно поинтересовалась Яна.
– Не получится. Хозяин только до шести дома.
– Может быть, завтра? – робко предложила Яна.
– Так и завтра он до шести. График у него такой – с полвосьмого работает.
– А-а…
– Я бы на вашем месте даже не колебался. Таких предложений – одно на сотню. Обычно подобные квартирки снимают буквально в тот же день, когда дают объявление. А у вас что, дела какие-то неотложные?
– Да нет, я подругу хотела дождаться, – призналась Яна. – Видно, придется ехать без нее. Значит, встречаемся на «Таганке»?
– В полпятого в центре зала, – обрадованно сообщил риелтор.
Ганс подошел к Яне и положил мордочку на колени, освободившиеся от ноутбука. Взгляд у собаки был каким-то тревожным.
– Ты чего, Ганс? – Яна погладила пса по голове и наклонила к нему голову, так что ее темные волосы слились с его черной, с рыжими подпалинами, густой и мягкой шерстью. – Все хорошо. У нас есть отличный вариант. Если повезет, скоро будем жить вдвоем… Нам ведь больше никто не нужен?
Ганс сглотнул, убрал голову с Яниных коленок и поплелся к двери. Ему явно что-то не нравилось, но Яна еще не настолько хорошо понимала собак, чтобы сообразить, что именно.
Около турникетов образовался затор. Так было всегда, когда Яна вытаскивала карточку. Сумка, забитая всякой всячиной – тетрадка, записная книжка, телефонная книжка, просто книжка, три-четыре ручки (в двух уже давно закончились чернила), косметичка, зонт, щеточка для обуви, упаковка бумажных салфеток, пять конфетных фантиков, три пачки сигарет, смятая фольга от сигаретных пачек (Яна ненавидела мусорить на улице, поэтому частенько использовала вместо мусорного ведра свою сумку) и прочее, и прочее, – совершенно не хотела отдавать кошелек, в котором лежала карточка.
Наконец Яна вытащила кошелек и прислонила его к турникету. Карточка не срабатывала. Народ, сгрудившийся вокруг Яны, уже начал возмущаться:
– Девушка, чего вы возитесь?
– Блин, отошли бы в сторону…
– Е-мое, толпа уже, а она все тупит…
– Клуша!
Услышав обидное слово, Яна тут же вспомнила, что снова засунула израсходованный «поездник» в кошелек.
Пришлось идти к кассе, пристраиваться к змеиному хвосту очереди и ругать себя за несобранность. Впрочем, это было бесполезно: сколько бы Яна ни отчитывала себя, внимательности от этого не прибавлялось. «Карма», – разводила руками Ольга. «Ну ты и курица», – качал головой бывший муж, который до самой последней минуты их совместного проживания не мог взять в толк, как можно поставить на полку шкафа кружку с чаем, забыть на залитом дождем балконе записную книжку, уйти из дома без копейки денег и выйти гулять с собакой в домашних тапочках и ночной рубашке.
«Ну ты и курица, – повторял он всякий раз, когда с Яной случалось нечто подобное, а нечто подобное случалось с ней довольно часто, – и что ж ты без меня делать-то будешь?» На этот вопрос Яна не готова была ответить ни Павлику, ни самой себе. И даже тогда, когда, собрав вещи и пристегнув поводок к ошейнику Ганса, шагнула за порог в никуда, в абсолютную пустоту, в беспросветное одиночество, она по-прежнему не знала ответа на этот вопрос. Знала только, что надо уйти, что невозможно дольше жить вместе, что невозможно оставаться там, где тебя предали, там, где ты не нужна.
Любая «нормальная баба» сказала бы, что у Яны поехала крыша, что так нельзя, что свое надо выгрызать зубами и что мужики вообще недостойны того, чтобы им такие подарки делали. Но Яна никогда не была нормальной. А от одного слова «баба» ее трясло мелкой дрожью, и больше всего на свете она боялась, что когда-нибудь ее назовут этим ужасным словом, состоящим из двух слогов «ба-ба»…