— Это важно, Гил, — живо заметил Амброуз. — Как вы думаете, он получил от вас столько же информации, сколько вы от него?
— Не знаю. Процесс, вероятно, был двусторонний, но как я могу сказать, кто из нас получил больше?
— Вам не показалось, что он принуждает вас к разговору?
— Нет. Ему даже было плохо. Он что-то говорил про боль.
— Ладно. Дальше, Гил.
— Его потрясла информация о звездах. У них, насколько я понял, не существует астрономии. Там постоянный облачный покров, и Феллет воспринимал его как какую-то крышу. Он не знал о связи звезд и планет.
— Вы уверены? Они вполне могли вывести астрономические закономерности.
— Но как? — Снук словно оправдывался.
— Я понимаю, что это не так просто, но есть множество наводящих фактов: цикличность смены дня и ночи, времена года…
— Они все это воспринимают не так. Феллет не подозревал, что его мир вращается. День и ночь они воспринимают как белые и черные участки на нити времени. У них нет времен года. Они не знают, что такое летоисчисление. Для них время линейно. У них нет дат и календарей, как у нас. И время они отсчитывают вперед и назад от настоящего.
— Довольно неудобная система, — прокомментировал Амброуз. — Нужны постоянные точки отсчета.
— Откуда вы знаете? — Снук, все еще взволнованный происшедшим, не сумел справиться с раздражением, которое вызвала у него самоуверенность Амброуза. — Откуда вы знаете, как они думают? Вы даже не знаете, как думают другие люди…
— Извините, Гил. Но прошу вас, не отвлекайтесь. Что еще вы помните?
— Амброуз был невозмутим.
— Единственное, пожалуй, что его не удивило, это объяснение двух вселенных, которое я усвоил от вас. Он так и сказал: «Частицы. Античастицы. Верно. Наша взаимосвязь определена почти правильно».
— Любопытно. Ядерная физика есть, а астрономии нет. Он так и сказал. «Почти правильно»?
— Да. Потом было что-то про время. И про Планету Торнтона… — Снук запнулся.
— Что такое?
— Я только что вспомнил. Именно здесь он по-настоящему разволновался… Он сказал, что тысячу дней назад что-то случилось. Я запомнил цифру по тому, как ее воспринял. У меня создалось впечатление, что он имел в виду не ровно тысячу дней. Примерно, как мы говорим «около года назад», когда имеем в виду одиннадцать, двенадцать или тринадцать месяцев.
— Что случилось, Гил? Он упоминал приливы?
— Вы знали?! — Несмотря на смятение, Снук понял, что его мнение об Амброуз снова меняется.
— Выкладывайте, что он говорил. — Тон Амброуза был мягок и убедителен, но в то же время требователен.
— «Тысячу дней назад вес наших океанов уменьшился. Воды поднялись в небо, почти достигая крыши облаков. А затем смели Людей. И дома Людей».
— Это подтверждает все мои гипотезы, — умиротворенно сказал Амброуз. — Я буду знаменит. Отныне я буду знаменит.
— Кто говорит о вас? — Сбитый с толку и рассерженный, Снук почувствовал, как в нем зарождается непонятный страх. — Что случилось на Авернусе?
— Тут все просто. Планета Торнтона состоит из того же вещества, что и Авернус. Вот почему она изменила орбиту Авернуса. Разумеется, возникли сильные приливные явления, а мы уже знаем, что значительная часть Авернуса покрыта водой.
Снук прижал ладони к вискам.
— Большинство из них утонули.
— Разумеется.
— Но они же люди! Вас, похоже, это совершенно не волнует.
— Это не так, Гил, — произнес Амброуз ровным голосом. — Просто мы ничего не можем сделать. Никто ничем не может им помочь.
Что-то в этой последней фразе еще больше усилило смятение, охватившее Снука. Качнувшись, он шагнул вперед и ухватился за куртку Амброуза.
— Вы не все сказали?
— Гил, вы возбуждены, — Амброуз не двигался с места и не пытался вырваться. — Возможно, сейчас не время для этого разговора.
— Я хочу знать. Сейчас.
— Ладно. В любом случае мы не выслушали вас до конца. Что произошло после того, как авернианец узнал о Планете Торнтона?
— Я не… Кажется, он говорил что-то о предсказаниях. Последнее, что я помню, это его крик «нет!». Крик — неверное слово, не было никакого звука, но я почувствовал его боль.
— Поразительно, — сказал Амброуз. — Восприимчивость и легкость понимания, присущие вашему другу Феллету, просто… Другого слова, кроме как «сверхчеловеческие», не подберешь. А его способность к телепатическому общению… Мы открыли новую область для изучения.
— Почему Феллет закричал?
Амброуз осторожно высвободился из рук Снука.
— Я пытаюсь объяснить вам, Гил. Это только догадка, но главный вопрос заключается в том, сколько он мог от вас узнать. Вы когда-нибудь интересовались астрономией?
— Нет.
— Но вы помните хотя бы что-то из услышанного или прочитанного о том, что Планета Торнтона захвачена нашим Солнцем? Что-нибудь о ее новой орбите?
— Не знаю. — Снук попытался собраться с мыслями. — Было что-то о прецессирующей орбите… Планета должна вернуться. Через девяносто восемь лет, так?
— Продолжайте. Нам важно понять, есть ли в вашем сознании информация о том, что должно произойти.
Снук задумался на секунду, нейроны связались между собой, и его охватила глубокая печаль.
— В следующее прохождение Планеты Торнтона, — произнес он глухо, — по расчетам, она должна будет пройти сквозь Землю.
— Верно, Гил, вы в самом деле знали.
— Но Авернус уже удалится от Земли.
— На очень небольшое расстояние, и то, если отделение будет происходить с теперешней скоростью. В любом случае это не имеет значения: при столь малом промахе катастрофа будет не менее страшная, чем при лобовом столкновении. — Амброуз обвел взглядом молчаливых, внимательных людей. — Земли, конечно, это не коснется.
— Вы думаете, Феллет все это понял? — спросил Снук, будучи не в силах заглушить траурную фугу, звучащую у него в голове. — Вы думаете, он поэтому и закричал?
— Думаю, да, — сказал Амброуз, глядя в глаза Снуку. — Вы сообщили ему, что его планета вместе со всеми ее обитателями погибнет меньше чем через столетие.
Глава 9
Как и прежде, выход из-под земли на чистый пастельный свет нового дня подействовал на Снука успокаивающе, позволил ему мысленно увеличить расстояние между собой и авернианцами.
Наполнив легкие пронизанным солнцем воздухом, он почувствовал, как к нему возвращаются силы, оставившие его после контакта с обитателем другого мира. Мир, его мир, казался ему теперь добрым, безопасным и устойчивым, отчего мысль о том, что совсем скоро на свет начнет появляться еще один мир, легко забывалась.
Впрочем, тут же поправлял он себя, говорить о том, что Авернус и его обитатели «появятся на свет», было бы неверно: для них земное желтое солнце просто не существует. На Авернусе останется та же самая облачная крыша, такая плотная, что днем мрак над головой лишь слегка тает. Залитый водой, туманный, слепой мир… Дома с высокими крышами из красновато-коричневого камня, словно моллюски, прилепившиеся к цепи экваториальных островов…
Это видение в духе Тернера возникло в сознании Снука с необычайной ясностью, и он мгновенно понял, что пришло оно от Феллета. Последействие, след удивительного контакта разумов, связавшего на миг две вселенные, две реальности. Он остановился, пытаясь осознать, сколько знаний об Авернусе он получил в момент этой полнейшей близости и сколько отдал взамен.
— Что с вами, Гил? — спросил Амброуз, глядя на него с озабоченностью собственника.
— Все в порядке. — Желание избежать роли подопытного животного заставило Снука умолчать о своем новом открытии.
— У вас на лице было какое-то мечтательное выражение…
— Думал об авернианской вселенной. Вы доказали, что внутри нашего солнца есть антинейтринное… Означает ли это, что все другие звезды в нашей Галактике устроены так же?
— У нас нет достаточных данных в поддержку этой гипотезы. Есть, правда, такое понятие — принцип усреднения; он гласит, что местные условия нашей Солнечной системы следует рассматривать как всеобщие. Соответственно, раз есть антинейтринное солнце, конгруэнтное нашему, все остальные звезды галактики с большой долей вероятности устроены так же. Но это всего лишь принцип, и я понятия не имею, какова средняя плотность распределения материи в авернианской вселенной. Не исключено, что таких солнц, как у них, на всю нашу Галактику лишь горстка.