Ослепительно яркий шарик — бусинка, выточенная из солнечного луча, — возник на верхушке яйца и светил ровным сиянием до тех пор, пока Коннор не убрал палец.
Возбужденный открытием, Коннор заставлял шарик вспыхивать снова и снова и даже проверил его на тепло. Он достал из кармана лупу, которую всегда носил с собой, чтобы в случае нужды рассмотреть какую-нибудь безделушку, и тщательно исследовал верхнюю часть яйца. Под увеличительным стеклом стала видна маленькая серебряная пластиночка, укрепленная заподлицо с поверхностью. Повинуясь наитию, Коннор аккуратно капнул на пластиночку из бокала, но зажигалка все равно сработала безупречно — золотая бусинка горела ровным светом, пока капелька жидкости, вскипев, не испарилась.
Он опустил зажигалку на стол и заметил еще одну странность: основание рубинового яйца было плавно закруглено, и все же оно совершенно не заваливалось на бок. Лупа показала крошечную букву «С», выгравированную снизу, но никак не раскрыла секрет устойчивости.
Коннор залпом допил коктейль и, внезапно протрезвев, заново осмотрел комнату. Он обнаружил прекрасные, вырезанные из цельного куска оникса часы, с обратной стороны которых виднелась все та же буква «С». Телевизор на первый взгляд походил на дорогую серийную модель, только без указания фирмы. Уже знакомую букву «С» Коннор нашел в таком месте, куда никогда не стал бы смотреть в нормальных обстоятельствах. Он включил телевизор — изображение было настолько четким, что казалось, будто за тонким стеклом находится живой человек. Коннор вплотную приблизил лицо к экрану, но не мог различить линий или точек. Не помогла даже лупа.
Он выключил телевизор и снова сел в кресло, обуреваемый странным и очень сильным чувством. Хотя по натуре Коннор был проницателен и честолюбив — иначе ему просто не удалось бы достичь своего положения, — он никогда не забывал, что денег в мире неограниченное количество, а вот отпущенные ему годы имеют предел. Он мог бы утроить доход, работая усерднее и напряженнее, но предпочел другой курс, потому что не видел смысла в наживе ради самой наживы.
Так, однако, было до тех пор, пока он не столкнулся с вещами, которые можно купить за действительно большие деньги. Никто и ничто не помешает ему войти в число крезов, наслаждающихся техникой будущего. Лучше, конечно, этого добиться, женившись на Анджеле, потому что он ее любит. Но если она откажет… Что ж, придется заработать необходимые миллионы самому.
Его мысли вдруг вернулись к одной фразе: техника будущего. Коннор на секунду задумался, но потом взял себя в руки — и так достаточно хлопот, не стоит забивать себе голову дурацкими фантазиями о путешествиях во времени.
Идея, впрочем, была заманчивой. И позволяла объяснить многие вопросы. Зажигалки, которых он домогался — частично из-за их совершенства,
— Ты трогал мои вещи… Меня предупреждали, что ими может пользоваться только владелец. И вот!..
_ Ничего не понимаю. Кто тебя предупреждал?
— Поставщики.
Она подняла наполненные слезами глаза, и Коннора внезапно захлестнуло изысканное благоухание, манящее, как глоток свежего воздуха для задыхающегося человека. Им овладело желание с головой уйти в этот дурманящий омут…
— Что ты?.. Я не совсем…
— Мне сказали, что все будет испорчено. Коннор попытался воспротивиться колдовским
чарам.
— Ничего не испорчено, Анджи. Наверное, нет напряжения… Или…
Он в замешательстве замолчал, вспомнив, что и часы, и телевизор даже не были включены в сеть. Коннор нервно схватил сигару, сделал затяжку и поперхнулся едким дымом. Острое чувство утраты, которое он испытал, гася сигару, уничтожило все следы скептицизма.
Он повернулся к креслу Анджелы и снова стал на колени..
— Так, значит, тебя предупредили, что вещи испортятся, если к ним прикоснется посторонний?
Да.
— Как это может быть?
Она промокнула глаза платком.
— Откуда мне знать? Мистер Смит, приехав из Трентона, упоминал о каком-то индивидуальном поле своих изделий… о молекулярных отпечатках пальцев… Это тебе что-нибудь говорит?
— Почти, — прошептал Коннор. — Совершенно безопасная система. Даже если ты потеряешь зажигалку в театре, то в чужих руках она не станет работать.
— Или если кто-нибудь ворвется в твою квартиру.
— Поверь мне, Анджела, я должен был повидаться с тобой. Ты же знаешь, что я люблю тебя.
— В самом деле?
— Да, милая. — Он с радостью услышал в ее голосе отзвуки знакомой нежности. — Позволь мне купить новые телевизор и зажигалку…
Анджела покачала головой.
— Не получится, Филипп.
— Почему? — Он взял ее за руку и восторженно отметил про себя, что она позволила ему это сделать.
Анджела выдавила слабую улыбку.
— Не получится. Взносы слишком велики.
— Взносы? Ради бога, Анджела, тебе ли покупать товары в рассрочку?!
— Их вообще нельзя купить — просто платишь за пользование. Сумма моих взносов — восемьсот шестьдесят четыре тысячи долларов.
— В год?
— За каждые сорок три дня. Мне не стоило говорить тебе об этом, но…
Коннор недоверчиво хохотнул.
— Около шести миллионов в год… Никто не будет платить такие бешеные деньги!
— Найдутся люди. Если ты вообще задумываешься о цене, мистер Смит просто не станет иметь с тобой дела.
— Однако… — Коннор неосторожно наклопился вперед и попал во власть умопомрачительного аромата. — Ты понимаешь, — проговорил он слабым голосом, — что все твои новые игрушки пришли из будущего? Во всем этом что-то фантастически неправильное!
— Я скучала по тебе, Филипп.
— Духи тоже от мистера Смита?
— Я старалась не скучать по тебе, но это выше моих сил…
Анджела прильнула к нему, и он ощутил на своей щеке холодок ее слез. Коннор жадно стал покрывать поцелуями медленно сползающее с кресла тело.
— Жизнь будет прекрасна, когда мы поженимся, — услышал он через некоторое время свой собственный голос. — Лучше, чем можно себе представить. Нам нечего делить и…
Анджела вдруг напряглась и отстранилась от него.
— Тебе пора уходить, Филипп.
— Почему? Что случилось?
— Ты себя выдал, вот и все. Коннор вспомнил свои слова.
— Я не имел в виду деньги… Я говорил о жизни… о годах впереди… о чувствах…
— Да?
— Я любил тебя, еще когда ты не подозревала о наследстве!
— Ты никогда раньше не заговаривал о браке!
— Я полагал, что это подразумевается, — в отчаянии сказал он. — Я думал…
Коннор замолчал, увидев взгляд Анджелы — холодный, подозрительный, высокомерный. Взгляд баснословно богатых людей, предназначенный для чужаков, для тех, кто пытается стать членом их клуба, не подходя по главному критерию — деньгам.
Она нажала на звонок и стояла, повернувшись спиной, пока его не вывели из комнаты.
Следующие дни сплелись в кошмарный клубок. Коннор стал много пить, понял, что это не решение, и продолжал искать забвение в вине. Он пытался связаться с Анджелой и один раз даже съездил в Авалон. Дыра была аккуратно заложена кирпичом, и тщательный осмотр показал, что вся стена покрыта тончайшей сеткой, наверняка соединенной со сторожевой системой.
Ночами ему не давали спать мучительные вопросы. Что все это значит? Почему Анджела платит такие странные взносы? Почему такие странные интервалы? Зачем людям из будущего понадобились деньги XX столетия?
Несколько раз ему приходило в голову, что вместо того, чтобы замыкаться на Анджеле, надо разыскать загадочного мистера Смита из Трентона. Вспыхнувший было оптимизм немедленно гасила трезвая мысль, что на это просто не хватит информации. Совершенно очевидно, что даже как Смита его знают только клиенты. Если бы Анджела сказала хотя бы адрес…
Снова и снова им овладевала апатия, и Коннор пил, отдавая себе отчет — но испытывая полное безразличие, — что он одержим навязчивой идеей. А потом однажды утром он проснулся и понял, что знает адрес Смита, знает с незапамятных времен, с самого детства.
Не в силах определить, способствовали или препятствовали открытию щедрые порции белого рома, он ограничил завтрак чашкой крепкого кофе. Коннор был слишком погружен в свои мысли, чтобы вновь посетовать на безвкусную черную жидкость. В течение часа он выстроил план действий, дважды по чистой привычке раскуривая трубку, прежде чем вспомнил, что навсегда покончил с обыкновенным табаком. Приводя в исполнение первый этап плана, Коннор купил кусок пластмассы рубинового цвета и заплатил непомерную сумму за его обработку и полировку. Работу закончили поздним днем, но конечный продукт достаточно напоминал настольную зажигалку марки «С», чтобы ввести в заблуждение не очень внимательного человека.
Довольный развитием событий, Коннор вернулся домой и достал револьвер 38-го калибра, который приобрел несколькими годами раньше, после того как пытались ограбить его квартиру. Здравый смысл подсказывал, что сейчас уже поздно собираться в Трентон, что гораздо лучше дождаться утра, но им овладело отчаянное, безрасссудное настроение. Так он и выехал из города — с пластмассовым яйцом в одном кармане и с револьвером — в другом.
Коннор добрался до центра Трентона, когда магазины уже закрывались. Внезапный страх, что он опоздал и теперь придется ждать еще целый день, только усилился от нахлынувших сомнений, удастся ли ему вообще отыскать Смита.
Ранним утром под влиянием невыветрившихся винных паров все казалось простым и ясным. Всю жизнь Коннор подсознательно отмечал, что почти в каждом крупном городе есть магазины, которые на первый взгляд не имеют права на существование. Они неизменно скромны и неприметны, расположены в стороне от оживленных торговых кварталов. Их названия — вроде «Братья Джонстон» или «Г и Л» — казалось, специально созданы для того, чтобы нести как можно меньше информации. Если там вообще есть витрины, то в них в лучшем случае красуется какая-нибудь заурядная, вышедшая из моды спортивная куртка, которая, однако, стоит втрое дороже, чем в любом другом месте. Такие магазины просто не имели никаких шансов на выживание, потому что, естественно, туда никогда не заходили покупатели. И тем не менее в сознании Коннора они, неизвестно почему, ассоциировались с большими деньгами.