– Ты прав. Вели Хейвуду сегодня же вечером избавить нас от этого мерзкого пса. Я не желаю, чтобы моя осенняя охота была испорчена!
Диона бросилась на колени перед креслом, в котором возлежал сэр Хереворд.
– Вы не сделаете этого, дядя! – пролепетала она, хватая его за руку. – Это будет так жестоко… Вы же знаете, что значит для меня Сириус!..
Голос девушки звучал так нежно и трогательно, что, казалось, и камень растает. Дионе почудилось, что дядя вот-вот уступит ей.
Однако в эту минуту вмешался Саймон:
– Да эта собака проходу никому не дает! Вчера я видел, как она гонялась за курами, и если в один прекрасный день мы не получим яиц к завтраку, это будет ее вина!
– Это ложь! Ложь! – воскликнула Диона.
Но неуместное вмешательство Саймона решило исход дела не в пользу Дионы и Сириуса.
– Передай Хейвуду мой приказ! – отрывисто и решительно произнес сэр Хереворд, обращаясь к сыну. – И скажи, чтобы любое животное, будь то кошка или собака, которое забредет в рощу, было бы немедленно уничтожено!
Его тон не оставлял никаких сомнений в том, что дальнейшие уговоры бессмысленны.
Диона застыла. Ей хотелось кричать на весь мир о том, как несправедливо, как бесчеловечно, как жестоко намерен поступить ее дядя. Подумать только – лишить ее единственной отрады, ее любимого Сириуса!
Поднявшись на ноги, она направилась к выходу, стараясь сохранить достоинство. Глаза кузена Саймона следили за ней с плохо скрытым торжеством. Диона чувствовала на себе этот взгляд, от которого ей стало еще неприятнее.
Только выйдя из комнаты в холл и закрыв за собой дверь, Диона, сопровождаемая Сириусом, бросилась вверх по ступенькам.
Незадолго до своей смерти отец подарил Дионе эту собаку. Тогда Сириус был смешным маленьким щенком, который забавно вилял хвостиком и выглядел просто прелестно. В то время ему было две недели от роду, и его великолепная белая шерстка начала уже покрываться характерными черными пятнами.
Увидев это забавное маленькое существо с необыкновенно выразительными глазами, Диона, не долго думая, заключила щенка в свои объятия и сразу почувствовала, что отныне собачка станет ей верным другом и надежным спутником.
И действительно, Сириус после смерти родителей стал Дионе единственным утешением.
Все дни напролет она безутешно плакала, ощущая свою беззащитность, верный пес ни на минуту не покидал хозяйку. И Диона понимала, что осталась совершенно одна на свете и что, кроме Сириуса, у нее никого нет.
Конечно, у нее были родственники, тоже носившие фамилию Грантли, но большинство из них жили в другом графстве и не могли приютить у себя осиротевшую девушку, к тому же оставшуюся без всяких средств к существованию.
Тот небольшой капитал, которым располагал ее отец, он истратил на приобретение лошадей, собираясь объездить их, а впоследствии продать и выручить изрядную сумму.
Первые три или четыре коня, купленные отцом, оправдали эти ожидания сверх всякой меры, и, воодушевленный таким началом, он решил прикупить еще.
– Это может показаться слишком экстравагантным, – рассуждал Гарри Грантли, обращаясь к жене, – но не могу же я упустить такой случай! Мой старый друг, который живет в Ирландии, находится в стесненных обстоятельствах и теперь продает великолепных скакунов. Упустить такую прекрасную возможность было бы непростительной глупостью с моей стороны!
– Ну конечно, дорогой, – с готовностью отозвалась жена, которая, как правило, поддерживала любое начинание мужа. – Кому как не тебе заниматься лошадьми! У тебя просто талант к этому делу. Я уверена, что эти животные скоро принесут нам хороший доход…
Памятуя первый свой опыт, который и впрямь оказался исключительно удачным, Гарри Грантли был уверен, что и дальше удача будет сопутствовать ему, тем более что прибывшие из Ирландии лошади действительно оказались превосходными.
Правда, они были еще необъезженны, и их обучение требовало огромного труда и терпения.
Наблюдать за тем, как отец тренирует коней, всегда доставляло Дионе большое удовольствие.
Он никогда не позволял дочери садиться на лошадь до тех пор, пока не был полностью уверен, что это безопасно, хотя Диона была отличной наездницей, ведь она впервые села в седло еще в раннем детстве, как только научилась ходить и держать в руках вожжи.
К несчастью, как раз один из этих ирландских коней и убил Гарри Грантли. Остальные лошади к тому времени еще не были как следует объезженны, поэтому от их продажи удалось выручить весьма скромную сумму, далекую от той цены, на которую рассчитывал отец Дионы.
Правда, при довольно скромных потребностях Дионы и ее матери они жили безбедно даже после смерти главы семейства.
Однако девушка с тревогой замечала, что ее мать тает день ото дня, словно свечка. Она потеряла всякий интерес к жизни, а улыбка стала редкой гостьей на ее устах. Прежнего радостного смеха – а миссис Грантли при жизни мужа была веселой, беззаботной женщиной, – увы, совсем не стало слышно.
В течение дня она старалась держаться, но Диона была уверена, что мать проводит ночи в слезах, оплакивая мужа, которого она горячо любила и так неожиданно потеряла.
Впоследствии девушка не раз задавалась вопросом: а все ли она сделала, чтобы поддержать свою мать? Ведь миссис Грантли не была больна, во всяком случае, физически.
Ее страдания были, скорее, душевного, нежели телесного свойства. Лишившись человека, который составлял весь смысл ее существования, мать Дионы не нашла в себе силы жить дальше.
«Одно меня утешает, – успокаивала себя девушка, очутившаяся в холодном, неуютном доме дяди, – они так любили друг друга и были так счастливы вместе!»
Только теперь она поняла, что дом – это не только стены и крыша, а нечто большее. Настоящим домом он становится лишь благодаря людям, населяющим его.
Грантли-холл представлял из себя великолепный, роскошный особняк. Сэр Хереворд, будучи очень богат, обставил его лучшими образцами мебели. Его стены украшали картины – по большей части прекрасные творения самых знаменитых художников разных периодов, которые он унаследовал от предков и пополнил новыми произведениями искусства мастеров более современных.
Но все эти старания были тщетны. Дядя Дионы, несчастный, разочарованный в жизни подагрик, к тому же обладавший тяжелым характером, был не в силах придать фамильному особняку ту живость и обаяние, которыми способен наделить свой дом только человек, пребывающий в мире с самим собой. Вот почему Грантли-холл всегда казался Дионе местом темным, мрачным и холодным – таким же холодным, как и сердца живущих в нем людей.
Слуги – в основном пожилые – молча терпели ворчливый тон хозяина и его, как правило, несправедливые попреки только из опасения потерять столь выгодное место.
В конюшнях сэра Хереворда содержались великолепные лошади, а его псарни были полны породистых собак.
Но эти бессловесные животные, лишенные заботы и ласки, отличались от тех, к которым привыкла Диона в родительском доме. Ее отец, человек веселый и добрый, обращался со своими лошадьми и собаками cо– вершенно по-другому, и они платили ему тем же.
Вначале дядя как будто не противился тому, чтобы Сириус всегда сопровождал свою хозяйку, всюду следовал за ней и даже спал возле ее постели.
Но вскоре все изменилось. Диона убедилась, что это кузен Саймон настроил своего отца против ее любимой собаки. Сам же молодой человек всякий раз, как Сириус попадался ему на пути, осыпал его проклятиями и с неудовольствием замечал, что «от этого проклятого пса житья в доме не стало, а ест он за троих».
Намек был слишком прозрачен. Диона прекрасно знала, что собственных средств у нее нет, да и сэр Хереворд, не отличаясь особой деликатностью, не раз открыто напоминал племяннице о том, кто именно оплатил долги ее покойного отца.