— Ты понимаешь? — спрашивал старик.
И он не знал, что отвечать, ибо тогда еще не видел смерти воочию, как не видал самой реки и склепов.
— Но почему? Разве они не могли убежать? Взять пожитки и броситься дальше, хоть к лесу. Или сюда, за перевал?
— Нет, — говорил старик и горько усмехался. — Кто-то, конечно, пытался, да вот только она их уже околдовала.
— Река?
— Куда бы ни шли, они словно уносили ее за собой. Чего ж удивляться, что никто не уцелел…
— Почем ты знаешь?
— Память, — отвечал старик. — В ней для них и места почти не осталось, выходит, так и не пустили корней.
— Ты говоришь, почти?
— Так… Кое-что. Осадок. Тень.
— Расскажи.
— Будто бы двое из них изловчились, снарядили обоз и одолели-таки перевал. Они да их домочадцы, только это не помогло…
— Почему?
— Земля не приняла.
— Наша земля? Ты говоришь о ней? Дед кивнул и спрятал глаза.
— Они на ней не прижились.
— Тоже были больны?
— Так наши решили. Конечно, нельзя сказать наверняка… Как бы там ни было, а встретили их мечами… Нет, не убили. Провели перед ними черту, а потом по той черте пустили пламя, запретив переступать через выжженную полосу. Шла она полукругом, дугой, и нигде не подступала к воде ближе, чем на двести шагов. Ведь то была уже наша река… Чего ты хочешь — триста лет назад!.. Они боялись.
— А что же те? — Ушли.
— Ушли?
— Ушли назад. Похоже, что она их призвала обратно, они и так уже были порчены… Так говорит легенда.
V
И вот теперь мальчишка видел ее, темно-зеленое чудище, проклятье веков, владыку пустого ущелья, в котором если что нынче и жило, что-то в нем обитало, так только ее же свирепое эхо. Но после пролитых слез она казалась ему слабее, уже и, может быть, лукавей, чем полагалось древней тайне, настоянной на ужасе. И казалась куда меньше горя, которое он перенес. Ткнув пальцем в серый островок среди потока, он спросил:
— Отчего шесть? Так насчитала легенда?
— Нет, — сказал старик и, подмигнув, тряхнул головой. — Легенде тут уж все одно, что шесть, что десять… След — вот что важно.
Мальчишка не отводил взгляда от склепов на пятачке каменистой земли и что-то бормотал, словно силился вспомнить. Потом повернулся к старику:
— Разве следов не два? Ты забыл про вершину…
Дед лишь всплеснул руками. Внук улыбнулся и ковырнул носком арчит[4] зернистый снег. Когда-то здесь тоже высилась скала, неприступная и острая гранитными боками. Как топор, рассказывал дед.